Что помогают понять размолвки? см. Пэлема Грэнвилла Вудхауза. Брачный сезон

И даже если есть все: и человек, и любовь, и
счастье, и жизнь, --то по какому-то страшному закону этого всегда мало, и
чем большим все это кажется, тем меньше оно на самом деле. Я украдкой глядел
на Пат. Она шла в своем серебряном платье, юная и красивая, пламенная, как
сама жизнь, я любил ее, и когда я говорил ей: "Приди", она приходила, ничто
не разделяло нас, мы могли быть так близки друг другу, как это вообще
возможно между людьми, --и вместе с тем порою все загадочно затенялось и
становилось мучительным, я не мог вырвать ее из круга вещей, из круга бытия,
который был вне нас и внутри нас и навязывал нам свои законы, свое дыхание и
свою бренность, сомнительный блеск настоящего, непрерывно проваливающегося в
небытие, зыбкую иллюзию чувства.. . Обладание само по себе уже утрата.
Никогда ничего нельзя удержать, никогда! Никогда нельзя разомкнуть лязгающую
цепь времени, никогда беспокойство не превращалось в покой, поиски -- в
тишину, никогда не прекращалось падение. Я не мог отделить ее даже от
случайных вещей, от того, что было до нашего знакомства, от тысячи мыслей,
воспоминаний, от всего, что формировало ее до моего появления, и даже от
этих людей.. .
Ремарк. Три товарища

Насколько человек дорог.. .

Сжала руки под темной вуалью.. .
"Отчего ты сегодня бледна? "
- Оттого, что я терпкой печалью
Напоила его допьяна.

Как забуду? Он вышел, шатаясь,
Искривился мучительно рот.. .
Я сбежала, перил не касаясь,
Я бежала за ним до ворот.

Задыхаясь, я крикнула: "Шутка
Все, что было. Уйдешь, я умру".
Улыбнулся спокойно и жутко
И сказал мне: "Не стой на ветру".
(А, Ахматова)

" -- Леночка! --шепнул он ей прямо в волосы, туда, откуда
шел запах свежего сена и полевых цветов.
Они остановились. Федор Иванович не мог уже оторваться от
этого сена и цветов. "Леночка! " -- шептал он, все сильнее
поворачивая ее к себе, и осторожно поцеловал -- сначала пустое
пространство, потом очки, потом что-то маленькое, живое и
горячее -- это были губы. Он так и припал к ним, но тут ее руки
с неожиданной силой отбросили его.
-- Тьфу! Ужасно! --волны отвращения сотрясли ее. --Какая
конюшня! Бр-р! Вы курили! --закричала она со слезами,
отплевываясь. --Не думала никогда, что это такая гадость!
Они прошли молча несколько шагов.
-- Ничего себе угостил! --она опять содрогнулась. И
добавила с сухим смешком: -- Ну и ну.. . Первый поцелуй!
В убитом молчании Федор Иванович поплелся за нею через
парк, чуть различая впереди себя в темноте маленькую сердитую
тень. В поле Елена Владимировна ускорила шаг -- она спешила
куда-то. Не проронив ни слова, они прошли мост, зашагали по
освещенной улице. В арке, над которой висел чуть различимый во
тьме спасательный круг, Елена Владимировна остановилась.
-- Дальше я пойду одна.
-- Елена Владимировна! Вы меня не простили? Вы не умеете,
оказывается, прощать.
-- Вот как раз и умею. Это вы оказались не на высоте --
накурился гадости и пошел провожать. Я-то прощать умею. --
Оглянувшись по сторонам, она коснулась его щеки детским
поцелуем. --Вот так! Теперь смотрите: здесь черта. Ее никогда
не переступайте. Пока не разрешу.
-- Но я могу к поэту.. .
-- К поэту? А зачем вам к нему? Ну, хорошо. Не
переступайте после шести вечера. Может плохо кончиться для нас
обоих.
-- Подчиняюсь. Согласен. Вам известно, Елена Владимировна,
что был такой Миклухо-Маклай? Путешественник.
-- Был, знаю... .
-- Он высадился на острове, где жили воинственные папуасы.
И лег на берегу спать. Без оружия. И этим покорил туземцев.
-- Значит, я воинственный папуас? --она напряженно
засмеялась и поднесла близко к очкам часы. --И вы хотите меня
покорить?
-- Как Миклухо-Маклай. Вы можете таиться, а я буду
открытым. Лягу на берегу спать, несмотря на вашу подозрительную
деятельность. Может быть.. .
-- Хорошо, папуасы уже вас простили и покорены. Я бегу,
ложитесь спать, спокойной ночи.
И, махнув ему рукой, она побежала в арку. Вскоре близко
зарычала пружиной и хлопнула дверь подъезда.
Федор Иванович остался стоять перед запретной чертой. Она
представляла собой границу между новым асфальтом тротуара и
более низким и старым асфальтом двора. Он не мог оторвать глаз
от этой границы.
Ему хотелось пересечь ее и броситься вдогонку за Еленой
Владимировной. Но он тут же понял, что она уже далеко, ее уже
не догнать". (В. Дудинцев "Белые одежды"

Необходимость в узах брачных
Сужденьем не отбросить мрачным,
И гнет супружеских оков
Ослабит штопанье носков.

Милые бранятся-- только тешатся !..