Кто из известных писателей не избежал влияния троцкизма?

В колледже (1933) я был троцкистом. Система взглядов, которую усвоили юные
последователи Троцкого, была из тех, что свойственны побежденным и изгоям.
Молодые люди вроде меня, став членами движения, хранили верность идеалам
ленинизма, знали в деталях его исторические уроки и могли перечислить все
преступления Сталина. Однако активистами ни я, ни мои ближайшие друзья не были
- мы ощущали себя писателями. Из-за продолжавшейся Депрессии о карьере
заботиться не приходилось. Обычно мы пробавлялись пятью-шестью баксами в
неделю. И если комнатенки мы снимали крохотные, то библиотеки посещали
величественные и прекрасные. Время требовало активных действий, но нашим
ответом на требования текущего момента было обдумывание «политики революции» .
Гораздо большее значение имела духовная пища, которой снабжали нас Достоевский
и Герман Мелвилл, Теодор Драйзер, Джон Дос Пассос и Уильям Фолкнер. Заполнив
бланк в библиотеке на Рэндолф-стрит, можно было получить всю подшивку
«Даэла» [3] и заполнить долгие послеполуденные часы чтением Т. С. Элиота,
Рильке и Каммингса. Впрочем, до конца 30-х годов «Даэлом» для нас служил
«Партизан ревью» . Благодаря ему мы знакомились с книгами наших знаменитых
современников-европейцев: Силоне, Оруэлла, Кëстлера, Мальро, Андре Жида и
Одена. Как правило, американские авторы «Партизан ревью» - критики и философы
- были марксистами: Дуайт Макдоналд, Джеймс Бëрнхем, Сидни Хук, Клемент
Гринберг, Майер Шапиро и Гарольд Розенберг [4]. Печатавшиеся там интеллектуалы
вполне закономерно примкнули к Троцкому во время знаменитых московских
политических процессов. Хук убедил своего учителя Джона Дьюи возглавить
комиссию по расследованию, работавшую в Мехико. Мы пристально следили за ее
работой, следили с горечью и страстью, поскольку причисляли себя к оппозиции,
находившейся извне, а сталинисты жили в России и вершили суд. В США только мы
знали, какие они негодяи. Рузвельт и его сторонники Нового курса не имели об
этом ни малейшего представления. Они не понимали ни России, ни коммунизма.
Постепенно становилось все яснее, как глупо, а то и совершенно бессмысленно
выглядит наше собственное движение. Например, во время Гражданской войны в
Испании вопрос о материальной помощи Испанской республике бурно обсуждался
товарищами, у которых в кармане не было ни гроша. Еще более серьезным
испытанием стало для нас вторжение Красной Армии в Финляндию. Троцкий
утверждал, что государство рабочих и крестьян не способно вести
империалистические войны по определению. Происшедшее вторжение несет с собой
прогресс и приведет к национализации частной собственности, что можно считать
решительным поворотом в сторону социализма. Верный идеалам Октябрьской
революции, Троцкий яростно спорил с несогласными, число которых все
увеличивалось. В наших рядах назревал раскол, но ничего этого не существовало
для остальных американцев, предпочитавших «Фантазию» Диснея [5] любой
политической возне. Сол Беллоу. Писатели, интеллектуалы, политики: воспоминания о главном «Иностранная литература» 2005, №12

Лирика барышня, а не уборщица, \Любит она чистоту, красоту. \Ей бы с любимым кудрявая рощица, \А не работа в аду и поту. \Ей бы раздолье, краски осенние, \Вольные, сильные, честные мы. Михаил Мигенов