Что есть об улицах Петербурга в литературе, кино, живописи?

Три проспекта, три луча, устремлённые к Адмиралтейству, три характера – Невский, Гороховая, Вознесенский.

Невский – великий лжец и притворщик, по словам Гоголя. «Здесь всё обман, всё мечта, всё не то, чем кажется» . Невский – это театр, это сцена с великолепными декорациями, меняющимися в течение дня, с местами для зрителей, с галёркой и кулуарами. Ничего не изменилось с тех пор, как Гоголь «раскусил» его, только Время прокатилось по проспекту; кое где задержалось, кое где и следа не оставило.

Другая лучистая улица – Гороховая. В 60 е годы XX века её заткнули, точно пробкой, зданием ТЮЗа. Это изменило её движение и сплюснуло пространство с одной стороны. Но если обернуться к Адмиралтейству, улица опять вздрогнет и вытянется в струнку. В ней есть что то купечески столичное. Она уступает безупречному щёголю Невскому, но отличается независимостью и своенравием.

Из трёх лучей Вознесенский – самый изящный и немного напоминает учителя танцев в башмаках с пряжками и белых перчатках. Он не так театрален как Невский, не так загружен транспортом, как Гороховая. У него танцующая походка, и его проходишь быстрее. Он не наскучит, не утомит, изящно приподнимет шляпу у Фонтанки, раскланиваясь с Измайловским проспектом.

Ну вот, теперь мы заговорили о петербургских улицах не только как о внешнем городском пространстве, но как о характерах – сложных, капризных, печальных или трепетных.

«Каменноостровский проспект, – писал Осип Мандельштам в конце 20 х годов, – одна из самых лёгких и безответственных улиц Петербурга. В семнадцатом же году, после февральских дней, улица эта еще более полегчала, с ее паровыми прачешными, грузинскими лавочками, продающими исчезающее какао, и шалыми автомобилями Временного правительства. Ни вправо, ни влево не подавайся: там чепуха, бестрамвайная глушь. Трамваи же на Каменноостровском развивают неслыханную скорость. Каменноостровский – это легкомысленный красавец, накрахмаливший свои две единственные каменные рубашки, и ветер с моря свистит в его трамвайной голове. Это молодой и безработный хлыщ, несущий под мышкой свои дома, как бедный щёголь свой воздушный пакет от прачки» .

Есть в нашем городе одна единственная улица, не похожая ни на какие другие. Её хорошо показывать приезжим. Каждый раз, идя по ней, невольно разгадываешь какой то секрет, скрытый в этом странном пространстве, но тотчас забываешь, свернув на круглую площадь, – бывшую Чернышёву, а теперь Ломоносова. Это улица Зодчего Росси.
Как короткий вздох, как единый шаг –

Уж прошёл давно, а всё звон в ушах.

Словно в залу дверь, словно ряд свечей,

Фортепьяно трель, акварель ночей.

Как тебя я жду. Ты по ней приди.

Поцелуй на ней – как разрыв в груди.

Как скрипичный стон через сердца стук,

Как вокзальный сон про свою мечту.

Как осенний лист на скамье лежит,

Как больной флейтист вспоминает жизнь…

Как короткий вздох, как единый шаг,

Уж прошёл давно, а всё звон в ушах.
В. Васильев

Только чужой произносит название улиц Петербурга безразлично. Но у петербуржца, ленинградца при слове «Литейный» , «Садовая» , «Пушкарская» , «Литовский» – где бы он ни находился – сердце забьётся особенно. Какое движение души, освещение дня и время года должны совпасть, соединиться, чтобы возник образ улицы, её душа и характер?
Разъезжей улицы развязность,

Торцы, прилавки, кутерьма,

её купеческая праздность,

её доходные дома.
И. Бродский

А ведь ещё мы отличаем петербургскую улицу в белую летнюю ночь от улицы зимней или осенней:
Какая тайна в городских домах

И в повороте улицы внезапном;

Когда наступит в сумерках зима,

И город расплывётся в светлых пятнах

Её мазков, – белёшенька бела

Проступит улица…

"В апрельском воздухе сверкали
Густые облака.
Мы шли, как будто что искали.
Внизу неслась река.

И город на пути расставил
Каналы и мосты.
Он нас увлек, над нами правил
Законом красоты.

Вслед солнцу золотому в окна
Исаакий полыхал.
Шпиль Петропавловки высоко
Струился и сиял.

Твой профиль в небе в час закатный
Мне голову кружил.
И люди шли толпою страстной…
Как без тебя я жил!

Тобой ли грезил я, - ты лучше!
Я верил: «Это ты! »
В лучах оранжевые тучи
Горели, как цветы. " П. Киле, "У Летнего сада".

Жёлтый пар петербургской зимы,
Жёлтый снег, облипающий плиты…
Я не знаю, где вы и где мы,
Только знаю, что крепко мы слиты.

Сочинил ли нас царский указ?
Потопить ли нас шведы забыли?
Вместо сказки в прошедшем у нас
Только камни да страшные были.

Только камни нам дал чародей,
Да Неву буро-жёлтого цвета,
Да пустыни немых площадей,
Где казнили людей до рассвета.

А что было у нас на земле,
Чем вознёсся орёл наш двуглавый,
В тёмных лаврах гигант на скале [1], —‎
Завтра станет ребячьей забавой.

Уж на что был он грозен и смел,
Да скакун его бешеный выдал,
Царь змеи́ раздавить не сумел,
И прижатая стала наш идол.

Ни кремлей, ни чудес, ни святынь,
Ни мира́жей, ни слёз, ни улыбки…
Только камни из мёрзлых пустынь
Да сознанье проклятой ошибки.

Даже в мае, когда разлиты́
Белой ночи над волнами тени,
Там не чары весенней мечты,
Там отрава бесплодных хотений.
30 авг 2012 в 6:21

Юрий Сергеев
< . .>
И, озарен луною бледной,
Простерши руку в вышине,
За ним несется Всадник Медный
На звонко-скачущем коне;
И во всю ночь безумец бедный,
Куда стопы ни обращал,
За ним повсюду Всадник Медный
С тяжелым топотом скакал.

Николай Агнивцев "Блистательный Санкт- Петербург".

Скажите мне, что может быть
Прекрасней Невской перспективы,
Когда огней вечерних нить
Начнет размеренно чертить
В тумане красные извивы? !
Скажите мне, что может быть
Прекрасней Невской перспективы?. .

"Как в пулю сажают вторую пулю
Или бьют на пари по свечке,
Так этот раскат берегов и улиц
Петром разряжен без осечки... "
(Б. Пастернак)
----------------
"Московский проспект зачаровывал, меридиан притягивал, как силовые линии магнита притягивают металлические опилки.
Мы любили наш необъяснимый маршрут, не сговариваясь, не обсуждая, - то была некая данность. Мне нравилось в проспекте все: его ширь, его инаковость, непохожесть на хрестоматийный центр, его современные (как мне тогда казалось) дома, скудные сколки сталинского ампира Москвы, облака растянутого над нами транспаранта неба, триумфальная арка Московских ворот, молодость деревьев Парка Победы, маячащая впереди твердыня науки - Пулковская обсерватория. Кварталы Пулковской долготы (мы и в десятом классе перед экзаменами туда ходили) вмещали весну, ожидание перемен, дни хорошей погоды, легкую одежду после зимнего напяливания, после снегов, дождей, мглы. "
--------------
Фильм "Прогулка" Алексея Учителя

и "Питер-FM" Оксаны Бычковой - фильм о большом городе и его людях. Мы ходим мимо друг друга в толпе, но не всегда замечаем.. .



----------
В живописи мне очень нравятся работы петербургского художника Евгения Дубицкого

Нет ничего лучше Невского проспекта, по крайней мере в Петербурге; для него он составляет все. Чем не блестит эта улица - красавица нашей столицы!.. .
Кому же он не приятен? Едва только взойдешь на Невский проспект, как уже пахнет одним гуляньем. Хотя бы имел какое-нибудь нужное, необходимое дело, но, взошедши на него, верно, позабудешь о всяком деле. Здесь единственное место, где показываются люди не по необходимости, куда не загнала их надобность и меркантильный интерес, объемлющий весь Петербург. Кажется, человек, встреченный на Невском проспекте, менее эгоист, нежели в Морской, Гороховой, Литейной, Мещанской и других улицах, где жадность и корысть, и надобность выражаются на идущих и летящих в каретах и на дрожках.
Н. Гоголь"Невский проспект"

«Шумная улица! Какие лавки, магазины богатые; всё так и блестит, и горит, материя, цветы под стеклами, разные шляпки с лентами… Богатая улица! Немецких булочников очень много живет на Гороховой, тоже, должно быть, народ весьма достаточный. Сколько карет поминутно ездит; как это все мостовая выносит! »

«Чтобы как-нибудь освежиться, вышел я походить по Фонтанке. Вечер был такой темный, сырой. В шестом часу уже смеркается — вот, как теперь! Дождя не было, зато был туман, не хуже доброго дождя. По небу ходили длинными широкими полосами тучи. Народу ходила бездна по набережной, и народ-то, как нарочно, с такими страшными, уныние наводящими лицами, пьяные мужики, курносые бабы-чухонки, в сапогах и простоволосые, артельщики, извозчики, наш брат по какой-нибудь надобности, мальчишки, какой-нибудь слесарский ученик в полосатом халате, испитый, чахлый, с лицом, выкупанным в копченом масле, с замком в руке; солдат отставной в сажень ростом, поджидавший купца на перочинный ножичек или колечко бронзовое — вот какова была публика. Час-то видно был такой, что другой публики и быть не могло. Судоходный канал Фонтанка! Барок такая бездна, что не понимаешь, где это все могло поместиться. На мостах сидят бабы с мокрыми пряниками да с гнилыми яблоками, и все такие грязные, мокрые бабы. Скучно по Фонтанке гулять! Мокрый гранит под ногами, по бокам дома высокие, черные, закоптелые; под ногами туман, над головой тоже туман. Такой грустный, такой темный был вечер сегодня! »
Ф. Достоевский «Бедные люди»

Ф. Aлексеев «Вид Казанского собора в Петербурге»


«И он быстрым, невольным жестом руки указал мне на туманную перспективу улицы, освещенную слабо мерцающими в сырой мгле фонарями, на грязные дома, на сверкающие от сырости плиты тротуаров, на угрюмых, сердитых и промокших прохожих, на всю эту картину, которую обхватывал черный, как будто залитый тушью, купол петербургского неба. Мы выходили уж на площадь; перед нами во мраке вставал памятник, освещенный снизу газовыми рожками, и еще далее подымалась темная, огромная масса Исакия, неясно отдалявшаяся от мрачного колорита неба. »
Ф. Достоевский «Униженные и оскорбленные»

В. Суриков «Вид памятника Петру Первому на Сенатской площади»