Игра в бисер. Вопросы Витгенштейна. Двойственность личности.

И вкусы, и запросы мои странны,
Я экзотичен, мягко говоря:
Могу одновременно грызть стаканы
И Шиллера читать без словаря.

Во мне два Я — два полюса планеты,
Два разных человека, два врага:
Когда один стремится на балеты —
Другой стремится прямо на бега.

И я борюсь, давлю в себе мерзавца, —
О, участь беспокойная моя! —
Боюсь ошибки: может оказаться,
Что я давлю не то второе Я.

Когда в душе я раскрываю гранки
На тех местах, где искренность сама,
Тогда мне в долг дают официантки
И женщины ласкают задарма.

Но вот летят к чертям все идеалы,
Но вот я груб, я нетерпим и зол,
Но вот сижу и тупо ем бокалы,
Забрасывая Шиллера под стол.

...А суд идёт, весь зал мне смотрит в спину.
И прокурор, и гражданин судья,
Поверьте мне: не я разбил витрину,
А подлое моё второе Я.

И я прошу вас: строго не судите —
Лишь дайте срок, но — не давайте срок!
Я буду посещать суды как зритель
И в тюрьмы заходить на огонёк.

И я клянусь вам искренне, публично:
Старания свои утрою я
И поборю раздвоенную личность
И не моё моё второе я.

Я больше не намерен бить витрины
И лица граждан — так и запиши!
Я воссоединю две половины
Моей больной раздвоенной души!

Искореню, похороню, зарою,
Очищусь — ничего не скрою я!
Мне чуждо это, ё-моё, второе —
Нет, это не моё второе Я.

Мне чуждо это Я моё второе —
Нет, это не моё второе Я.

Высоцкий

Д. Киз (Кизи)

Цветы для Элджернона

...Как странно, что людям с нормальными чувствами, которые никогда не
заденут калеку, родившегося без рук, без ног или глаз, что этим людям
ничего не стоит оскорбить человека с врожденной умственной
недостаточностью. Меня приводила в бешенство мысль, что не так давно я,
совсем как этот мальчик, по глупости изображал из себя клоуна. А я почти
об этом забыл.
Я спрятал от самого себя прежнего Чарли Гордона. Но сегодня, взглянув
на этого мальчика, я впервые увидел, каким я был раньше. Я был точно таким
же!
Я часто перечитываю мои отчеты и вижу безграмотность, детскую
наивность, ничтожный, словно запертый в темную комнату интеллект, который
жадно всматривается сквозь замочную скважину в сияющий снаружи
ослепительный свет. Я вижу, что при всей своей тупости я понимал
собственную неполноценность, понимал, что другие люди обладали чем-то,
чего у меня не было, чем меня обделила судьба. В своей умственной слепоте
я считал, что это было каким-то образом связано с умением читать и писать,
и я был уверен, что, постигнув это искусство, я автоматически обрету
разум.
Даже слабоумный хочет быть похожим на всех остальных людей.
Ребенок может не знать, как или чем накормить себя, но ему знакомо
чувство голода.
Этот день пошел мне на пользу. Яснее увидев прошлое, я решил
посвятить мои знания и способности исследованиям в области повышения
интеллектуального уровня человека. Кто лучше всех подготовлен для этой
работы? Кто еще жил в обоих мирах? Дайте мне возможность применить свое
дарование и что-нибудь сделать для своих братьев.
Завтра я обсужу с доктором Штрауссом вопрос о методе моей работы.
Быть может, мне удастся помочь ему решить проблему широкого применения тех
операций, первую на которых испробовали на мне. У меня есть по этому
поводу кое-какие идеи.
Как много можно было бы сделать! Если меня сделали гением, то ведь
таких тысячи! А какого фантастического уровня интеллекта можно было бы
достигнуть у нормальных людей? А у гениев?
Сколько же открывается возможностей! Я сгораю от нетерпения.

...-Пожалуй, она никогда и никого не любила, кроме себя. В ней пропасть
властолюбия, какая-то злая и гордая сила. И в то же время она - такая
добрая, женственная, бесконечно милая. Точно в ней два человека: один - с
сухим, эгоистичным умом, другой - с нежным и страстным сердцем. ..

"....Он протянул мне книгу, и я прочитал: «Моран Себастьян, полковник в отставке. Служил в первом саперном бангалурском полку. Родился в Лондоне в 1843 году. Сын сэра Огастеса Морана, кавалера ордена Бани, бывшего британского посланника в Персии. Окончил Итонский колледж и Оксфордский университет. Участвовал в кампаниях Джовакской, Афганской, Чарасиабской (дипломатическим курьером) , Шерпурской и Кабульской. Автор книг: „Охота на крупного зверя в Западных Гималаях“ (1881) и „Три месяца в джунглях“ (1884). Адрес: Кондуит-стрит. Клубы: Англо-индийский, Тэнкервильский и карточный клуб Бэгетель» .
На полях четким почерком Холмса было написано: «Самый опасный человек в Лондоне после Мориарти» . — Странно, — сказал я, возвращая Холмсу книгу. — Казалось бы, его путь — это путь честного солдата. — Вы правы, — ответил Холмс. — До известного момента он не делал ничего дурного. Это был человек с железными нервами, и в Индии до сих пор ходят легенды о том, как он прополз по высохшему руслу реки и спас человека, вырвав его из когтей раненого тигра. Есть такие деревья, Уотсон, которые растут нормально до определенной высоты, а потом вдруг обнаруживают в своем развитии какое-нибудь уродливое отклонение от нормы. Это часто случается и с людьми. Согласно моей теории, каждый индивидуум повторяет в своем развитии историю развития всех своих предков, и я считаю, что каждый неожиданный поворот в сторону добра или зла объясняется каким-нибудь сильным влиянием, источник которого надо искать в родословной человека. И следовательно, его биография является как бы отражением в миниатюре биографии всей семьи. — Ну, знаете, эта теория несколько фантастична. — Что ж, не буду на ней настаивать. Каковы бы ни были причины, но полковник Моран вступил на дурной путь.... "
А. Конан Дойл - "Пустой дом"

Мне нравятся цельные люди -
Характеры, как монолит!
Скажу без излишниз прелюдий,
Что это мне всё не грозит.

Я утром просыпаюсь и не знаю,
Сегодня буду я какая?
Быть может добрая, а, может, злая,
Возможно, сложная или простая?

Я над трагедией могу расхохотаться,
А после юмора расплакаться могу,
И другу в чём-то не признаться,
И рассказать всю подноготную врагу.

Но знаю, не соскучишься со мной,
Ведь каждый день могу я быть другой.

— Как это печально! — пробормотал вдруг Дориан Грей, все еще не отводя глаз от своего портрета. — Как печально! Я состарюсь, стану противным уродом, а мой портрет будет вечно молод. Он никогда не станет старше, чем в этот июньский день… Ах, если бы могло быть наоборот! Если бы старел этот портрет, а я навсегда остался молодым! За это… за это я отдал бы все на свете. Да, ничего не пожалел бы! Душу бы отдал за это!
... Портрет хранит тайну его жизни и может всем ее поведать. Портрет научил его любить собственную красоту, — неужели тот же портрет заставит его возненавидеть собственную душу?
... Может быть, на портрете отражаются не деяния живого Дориана Грея, а только то, что происходит в его душе? ..бог видит душу человека? Снимите это покрывало, и вы увидите мою душу.
Крик ужаса вырвался у художника, когда он в полумраке увидел жуткое лицо, насмешливо ухмылявшееся ему с полотна. В выражении этого лица было что-то возмущавшее душу, наполнявшее ее омерзением. Силы небесные, да ведь это лицо Дориана! Как ни ужасна была перемена, она не совсем еще уничтожила его дивную красоту. В поредевших волосах еще блестело золото, чувственные губы были по-прежнему алы. Осоловелые глаза сохранили свою чудесную синеву, и не совсем еще исчезли благородные линии тонко вырезанных ноздрей и стройной шеи…
Оскар Уайльд "Портрет Дориана Грея"

" Господин Тим Талер передаёт свой смех в полное распоряжение господин
Ч. Треча. "
Но барон был из тех людей, которые никогда не отдаются с весёлой беззаботностью своим чувствам. У него отсутствовал талант быть счастливым. Он имел привычку всё объяснять и разлагать на части, даже свои собственные чувства.
И на этот раз, как только смолк последний счастливый смешок, барон задумался над тем, чему он, собственно говоря, смеялся. И тут он с изумлением установил, что смеялся над самим собой, над своей неудачной то было что-то новое для барона, совсем неожиданное.
— Поразительное дело, — бормотал он себе под нос, — я купил этот смех, чтобы обрести власть над сердцами и душами других людей. И вот… — он был так ошарашен, что даже остановился, — и вот я обрёл власть над самим собой, над моими настроениями, ужасающими капризами и причудами. У меня больше нет никаких настроений! Я их высмеиваю!. .
— Смех — это внутренняя свобода.
На Треча эта фраза произвела совершенно неожиданное действие. Он затопал ногами и заорал.
Тим посмотрел на него с удивлением, и вдруг он ясно понял, почему барон купил у него смех. Он понял и другое. Так вот чем нынешний барон Треч так сильно отличается от мрачного господина в клетчатом с ипподрома! Нынешний барон стал свободным человеком. И его привело в бешенство, что Тим разгадал его тайну.. .
Теперь, когда наступил долгожданный, выстраданный за долгие годы миг, Тим почувствовал, что сам он ещё к нему не готов. Нет, он не смеялся — его сотрясал смех. Пришёл час его счастья, а он… он был отдан на произвол этому счастью. Слёзы катились по его щекам; он бессильно опустил руки; он даже не смотрел на своих друзей. У него было такое чувство, словно он рождается заново.
Джеймс Крюс "ТИМ ТАЛЕР, ИЛИ ПРОДАННЫЙ СМЕХ"

Семен Липкин

Я иду среди лесного гaмa,
Листья то цепляются, то жгут,
Комaры, кaк нищенки у хрaмa,
С тaйной злостью плaчут и поют.

Согнут столбик дaвнего зaмерa,
Где-то рвется птичий голосок
Дa еще вдaли везут с кaрьерa
Грузовые чудищa песок.

Я ли после двух больниц шагаю
Мокрою, извилистой тропой,
Нa ходу бессвязное слaгaю,
Сaмому себе теперь чужой?

Это я ли, пятигодовaлый,
Гордый рaзуменьем буквaря,
Видел сaдик около вокзaлa
И приезд последнего цaря?

Я ли дрaлся под водою в споре
С дрaчуном тaким же, кaк и я,
Зa монетку, брошенную в море
Юнгою с чужого корaбля?

Я ли смерти, может быть, нaвстречу
Шел в степной стaвропольской ночи,
И, нaсторожен нерусской речью,
Прятaлся в густых стеблях бaхчи?

Я ль немолодым нaзвaл впервые
Женщину возлюбленной женой?
А во мне, со мной мои чужие,
Я живу, покa они со мной.
1986