Игра в бисер. Вопрос лауреата премии «Поэт» 2013.

Я не владею испанским, немецким, французским.
Мой кругозор остается достаточно узким -
Только любовь, только воздух и суша, и море,
Только цветы и деревья в моем кругозоре.

Я не владею английским, турецким и шведским.
Мой кругозор остается достаточно детским -
Только летучие радости, жгучее горе,
Только надежды и страхи в моем кругозоре.

Греческим я не владею, латынью, санскритом.
Мой кругозор допотопен, как прялка с корытом -
Только рожденье и смерть, только звезды и зерна
В мой кругозор проникают и дышат просторно.

Я не владею морским, деревенским, спортивным.
Мой кругозор остается почти примитивным -
Только мое и твое сокровенное дело,
Чтобы земля с человечеством вечно летела.

Только любовь, только воздух, и суша, и море,
Только надежда и страхи в моем кругозоре.
В мой кругозор проникают и дышат просторно
Только рожденье и смерть, только звезды и зерна. (Юнна Мориц)

Если б я была солдатом,
то, наверно, пехотинцем,
потому что в этой жизни
я, конечно, пешеход.
Я хожу за тем и этим,
на работу и с работы,
в магазины и химчистку,
и в субботу на пленэр.
Если б я была артистом,
то, наверно, акробатом,
потому что в этой жизни
так приходится скакать!
Я скачу за тем и этим,
на работу и с работы,
в магазины и химчистку,
и в субботу на пленэр.
Там, на фоне разнотравья
я рисую акробата,
акробата в желтых блестках
с серой скаткой на плече.
У него в руках лопатка,
он способен окопаться,
где угодно за секунду,
если знает, что дают.
Я вернусь домой с пленэра,
газ зажгу, поставлю чайник,
и свое произведенье
к стенке кнопкой прикреплю.
Сын заметит:
«Этот клоун
на тебя похож, ей — Богу! »
Ну, конечно, это клоун!
Вот, что значит — детский взгляд (Хлебникова-Дёмина)

Зинаида Гиппиус
«Напрасно»
Я и услышу, и пойму,
А все-таки молчи.
Будь верен сердцу своему,
Храни его ключи.

Я пониманьем — оскорблю,
Не оттого, что не люблю,
А оттого, что скорбь — твоя,
А я не ты, и ты не я.

И пусть другой не перейдет
Невидимый порог.
Душа раскрытая — умрет,
Как сорванный цветок.

Мы два различных бытия.
Мы зеркала — и ты, и я.
Я всё возьму и углублю,
Но, отражая, — преломлю.

Твоя душа.. . Не оттого ль
Даю так много ей,
Что всё равно чужая боль
Не может быть моей?

Страдать достойней одному.
Пусть я жалею и пойму —
Любви и жалости не верь,
Не открывай святую дверь,
Храни, храни ее ключи,
И задыхайся — и молчи.

Константин Воробьев

"Вот пришел великан"

"...Лифт не работал, и вид лестницы опять почему-тонатолкнул меня на мысль, что своих "Альбатросов" я написал хорошо.
Конечно же хорошо. А вторую повесть напишу еще лучше. Я им еще дам себя почувствовать! Всем! . .По коридору издательства я пошел звучным мерным шагом, укладывая подошву туфли плашмя, всю разом и полностью, как ходит солдат под знаменем, и было приятно сознавать, что туфли мои на всякий случай дорогие и прочные. . .

Когда я вошел, Ирена сидела за своим столом и читала рукопись, что передала ей Вераванна.

- Где ты был? - возмущенно и тихо спросила она, как только я прикрыл за собой дверь.

- Когда? - спросил я.

- В девять утра. Я приезжала к тебе домой. . .Сейчас, между прочим, половина
одиннадцатого. Что за манера постоянно опаздывать на работу? Ты думаешь, Диброву это очень понравится? И вообще. . .Почему ты не позвонил мне вчера за весь день?

Лицо у нее было злое и усталое. Я сказал, что звонил ей сегодня.

- И что?

- Ничего, - ответил я. - Там отозвались довольно жизнерадостным голосом.

- И что ты из этого заключил?

Она смотрела на меня испытующим взглядом.

- Что ты хочешь, чтобы я сказал? - спросил я.

- Что ты подумал, почему у него жизнерадостный голос.

- Человек, значит, нашел дома все в порядке и отлично выспался в супружеской кровати, - сказал я.

У нее мелко задрожал подбородок.

- За что ты меня мучаешь? - с болью спросила она. - Что я тебе сделала худого? И как ты не можешь понять, не пожалеть. . .даже не подумать, каково мне было встретить его!

Я пошел к ней за стол, и она судорожно зажмурилась и потянулась лицом мне
навстречу. Я поцеловал ее в глаза и в подбородок, и у меня слетела с головы
шляпа. Прихлоп двери совпал с ее соломенным шорохом, когда она катилась по полу, и я ничего не успел заметить: только услыхал липко чмокнувший дерматином прихлоп двери.

- Кто-то заходил, да? - всполошенно спросила Ирена. Я поднял шляпу и сел за
свой стол.

- Зачем ты приезжала на Гагаринскую?

- Так просто. Хотела сказать тебе, что я решила выйти на работу с сегодняшнего дня. . .дай мне сигарету.

- Кто нас видел, как ты думаешь? Мужчина или женщина? Лучше бы мужчина.

Я передал ей сигареты и свое заявление об увольнении. Она пробежала его и молча порвала на мелкие части. Тогда я издали кинул на ее стол письмо из журнала.

- Ты действительно бессердечный негодяй! - сказала она, когда прочитала письмо.
- Получить такое известие и молчать! Ты большой, большой негодяй, а не великан!

Глаза ее ревностно косились к переносью. Мы набросали для журнала черновик моего "творческого лица"- кто, что и почему я, и Ирена сказала, чтобы я обязательно приложил свою фотографию, только не пижонскую, а какую-нибудь рыбачью, победней и проще. Есть у меня такие? Бедных у меня не было.

- Ну еще бы, - сказала она, - на то мы и Кержуны! Тогда пошли любую, все равно, там, наверное, полно литбаб.

- Какое это имеет значение? - спросил я.

- Очень большое. . .Но кто нас видел, как ты думаешь? Лучше бы мужчина, правда?

Я не был уверен, что это лучше. Лично ко мне мужчины всегда относились почему-то враждебно и подозрительно. Особенно бедные ростом.. . "

Она сидела на полу
И груду писем разбирала,
И, как остывшую золу,
Брала их в руки и бросала.

Брала знакомые листы
И чудно так на них глядела,
Как души смотрят с высоты
На брошенное тело.. .

О, сколько жизни было тут,
Невозвратимо пережитой!
О, сколько горестных минут,
Любви и радости убитой!. .

Стоял я молча в стороне
И пасть готов был на колени, -
И страшно грустно стало мне,
Как от присущей милой тени.

"(...) Застыла у дверей.
Теперь
помедли.
Невыносимой тишине поверь.
Вчера меж нами
были
километры.
Сегодня -
только тоненькая дверь.
Подмигивают фонари спросонок.
Над зимней ночью
взмахи снежных крыл.
Нам очень скоро сорок.
Очень
сорок -

Войди в свой дом.
Я двери отворил. " Р. Родественский, "До твоего прихода".

Улеглась моя былая рана -
Пьяный бред не гложет сердце мне.
Синими цветами Тегерана
Я лечу их нынче в чайхане.

Сам чайханщик с круглыми плечами,
Чтобы славилась пред русским чайхана,
Угощает меня красным чаем
Вместо крепкой водки и вина.

Угощай, хозяин, да не очень.
Много роз цветет в твоем саду.
Незадаром мне мигнули очи,
Приоткинув черную чадру.

Мы в России девушек весенних
На цепи не держим, как собак,
Поцелуям учимся без денег,
Без кинжальных хитростей и драк.

Ну, а этой за движенья стана,
Что лицом похожа на зарю,
Подарю я шаль из Хороссана
И ковер ширазский подарю.

Наливай, хозяин, крепче чаю,
Я тебе вовеки не солгу.
За себя я нынче отвечаю,
За тебя ответить не могу.

И на дверь ты взглядывай не очень,
Все равно калитка есть в саду.. .
Незадаром мне мигнули очи,
Приоткинув черную чадру.

Сергей Есенин

Какая ты, та самая, за этими дверьми?
- Усталая, иль пьяная, скажи мне, не молчи.
Проговори, иль прошепчи,
На ушко в тишине -
Я буду клянчить и во тьме
Слова твои ко мне.
Узнаю я тебя, поверь
И в переходе дней, и в зной
Весной и осенью, зимой
Твой голос для меня - одной
Полоской в горизонте дней
Ведёт от солнца - летом, по зиме огней.
И в ней, лучом заветным через иней створки
Пытаюсь разглядеть тебя сквозь осени метель.
Она кружит, и дверь хлопочет,
Стекает по окну елей,
И, помятуя, что меня не спросят,
В передней затворяя дверь, не знаю
Как ты там, какая, осталась за дверьми,
Чужая, моя, иная, ветренная,
Не говорящая со мной, лишь частью виденная
Мною. . .Тобою непрощённый я - закрыл огни.
Пришла весна. За летом в мае
Тебя как солнце представляя,
нащупав ставни, взяв обет и, нарастая,
Ты открываешь миру ласку, иллюминируя сонет
И после многих-многих, и молитв и просьб,
Места переменяя на небе, воспряв
Как дичь, столетьями в оправе
Тобою взмученный поэт
Узнаст, хотя бы, какова ты за дверями,
Весь год отдав в оплату твоему молчанью,
Воспетая, какой ты всё же Человек.