Пиры
Друзья мои! я видел свет,
На всё взглянул я верным оком.
Душа полна была сует,
И долго плыл я общим током.. .
Безумству долг мой заплачен,
Мне что-то взоры прояснило;
Но, как премудрый Соломон,
Я не скажу: всё в мире сон!
Не всё мне в мире изменило:
Бывал обманут сердцем я,
Бывал обманут я рассудком,
Но никогда еще, друзья,
Обманут не был я желудком.. .
Литература
Пиры. Что о них в литературе?
Почтенный председатель! я напомню
О человеке, очень нам знакомом,
О том, чьи шутки, повести смешные,
Ответы острые и замечанья,
Столь едкие в их важности забавной,
Застольную беседу оживляли
И разгоняли мрак, который ныне
Зараза, гостья наша, насылает
На самые блестящие умы.
Тому два дня наш общий хохот славил
Его рассказы; невозможно быть,
Чтоб мы в своем веселом пированье
Забыли Джаксона! Его здесь кресла
Стоят пустые, будто ожидая
Весельчака — но он ушел уже
В холодные подземные жилища.. .
Хотя красноречивейший язык
Не умолкал еще во прахе гроба;
Но много нас еще живых, и нам
Причины нет печалиться. Итак,
Я предлагаю выпить в его память
С веселым звоном рюмок, с восклицаньем,
Как будто б был он жив.
....
(А. Пушкин Пир во время чумы")
О человеке, очень нам знакомом,
О том, чьи шутки, повести смешные,
Ответы острые и замечанья,
Столь едкие в их важности забавной,
Застольную беседу оживляли
И разгоняли мрак, который ныне
Зараза, гостья наша, насылает
На самые блестящие умы.
Тому два дня наш общий хохот славил
Его рассказы; невозможно быть,
Чтоб мы в своем веселом пированье
Забыли Джаксона! Его здесь кресла
Стоят пустые, будто ожидая
Весельчака — но он ушел уже
В холодные подземные жилища.. .
Хотя красноречивейший язык
Не умолкал еще во прахе гроба;
Но много нас еще живых, и нам
Причины нет печалиться. Итак,
Я предлагаю выпить в его память
С веселым звоном рюмок, с восклицаньем,
Как будто б был он жив.
....
(А. Пушкин Пир во время чумы")
что пили?
Павел Сафронов
ничего. Праздники еще впереди
- Новая партия старушек? - спросил Остап.
- Это сироты, - ответил Альхен, выжимая плечом инспектора из кухни и
исподволь грозя сиротам кулаком.
- Дети Поволжья*?
Альхен замялся.
- Тяжелое наследье царского режима?
Альхен развел руками, мол, ничего не поделаешь, раз такое наследие.
- Совместное воспитание обоих полов по комплексному методу?
Застенчивый Александр Яковлевич тут же, без промедления, пригласил
пожарного инспектора отобедать чем бог послал.
В этот день бог послал Александру Яковлевичу на обед бутылку зубров-
ки, домашние грибки, форшмак из селедки, украинский борщ с мясом 1-го
сорта, курицу с рисом и компот из сушеных яблок.
- Это сироты, - ответил Альхен, выжимая плечом инспектора из кухни и
исподволь грозя сиротам кулаком.
- Дети Поволжья*?
Альхен замялся.
- Тяжелое наследье царского режима?
Альхен развел руками, мол, ничего не поделаешь, раз такое наследие.
- Совместное воспитание обоих полов по комплексному методу?
Застенчивый Александр Яковлевич тут же, без промедления, пригласил
пожарного инспектора отобедать чем бог послал.
В этот день бог послал Александру Яковлевичу на обед бутылку зубров-
ки, домашние грибки, форшмак из селедки, украинский борщ с мясом 1-го
сорта, курицу с рисом и компот из сушеных яблок.
пиры в сказках на свадьбах ,"я там был, мед пил, по усам текло, а в рот не попало"
Бьет полдня час, рабы служить к столу бегут;
Идет за трапезу гостей хозяйка с хором.
Я озреваю стол — и вижу разных блюд
Цветник, поставленный узором.
Багряна ветчина, зелены щи с желтком,
Румяно-желт пирог, сыр белый, раки красны,
Что смоль, янтарь — икра, и с голубым пером
Там щука пестрая — прекрасны!
Прекрасны потому, что взор манят мой, вкус;
Но не обилием иль чуждых стран приправой,
А что опрятно все и представляет Русь:
Припас домашний, свежий, здравый.
Когда же мы донских и крымских кубки вин,
И липца, воронка и чернопенна пива
Запустим несколько в румяный лоб хмелин, —
Беседа за сластьми шутлива.
Гаврила Романович Державин
Идет за трапезу гостей хозяйка с хором.
Я озреваю стол — и вижу разных блюд
Цветник, поставленный узором.
Багряна ветчина, зелены щи с желтком,
Румяно-желт пирог, сыр белый, раки красны,
Что смоль, янтарь — икра, и с голубым пером
Там щука пестрая — прекрасны!
Прекрасны потому, что взор манят мой, вкус;
Но не обилием иль чуждых стран приправой,
А что опрятно все и представляет Русь:
Припас домашний, свежий, здравый.
Когда же мы донских и крымских кубки вин,
И липца, воронка и чернопенна пива
Запустим несколько в румяный лоб хмелин, —
Беседа за сластьми шутлива.
Гаврила Романович Державин
Патернаковские. Помню наизусть, посему не могу отказать себе в удовольствии привести текст полностью:
Пью горечь тубероз, небес осенних горечь
И в них твоих измен горящую струю.
Пью горечь вечеров, ночей и людных сборищ,
Рыдающей строфы сырую горечь пью.
Исчадья мастерских, мы трезвости не терпим.
Надежному куску объявлена вражда.
Тревожный ветр ночей - тех здравиц виночерпьем,
Которым, может быть, не сбыться никогда.
Наследственность и смерть - застольцы наших трапез.
И тихой зарей, - верхи дерев горят -
В сухарнице, как мышь, копается анапест,
И Золушка, спеша, меняет свой наряд.
Полы подметены, на скатерти - ни крошки,
Как детский поцелуй, спокойно дышит стих,
И Золушка бежит - во дни удач на дрожках,
А сдан последний грош, - и на своих двоих.
Пью горечь тубероз, небес осенних горечь
И в них твоих измен горящую струю.
Пью горечь вечеров, ночей и людных сборищ,
Рыдающей строфы сырую горечь пью.
Исчадья мастерских, мы трезвости не терпим.
Надежному куску объявлена вражда.
Тревожный ветр ночей - тех здравиц виночерпьем,
Которым, может быть, не сбыться никогда.
Наследственность и смерть - застольцы наших трапез.
И тихой зарей, - верхи дерев горят -
В сухарнице, как мышь, копается анапест,
И Золушка, спеша, меняет свой наряд.
Полы подметены, на скатерти - ни крошки,
Как детский поцелуй, спокойно дышит стих,
И Золушка бежит - во дни удач на дрожках,
А сдан последний грош, - и на своих двоих.
На пирах не посторонний,
Их живописал Петроний!
Со времен Трималхиона
Об обжорстве - книжек тонны.
Их живописал Петроний!
Со времен Трималхиона
Об обжорстве - книжек тонны.
"(..) Стол, вернее, столы пересекали банкетный зал и в конце раздваивались на
две ломящиеся плодами ветки. На прохладной белизне белых скатертей блюда выделялись с приятной четкостью.
Горбились индюшки в коричневой ореховой подливе, жареные куры с
некоторой аппетитной непристойностью выставляли голые гузки. Цвели вазы с
фруктами, конфетами, печеньем, пирожными. Треснувшие гранаты, как бы
опаленные внутренним жаром, приоткрывали свои преступные пещеры, набитые драгоценностями.
Сверкали клумбы зелени, словно только что политые дождем. Юные ягнята,
сваренные в молоке по древнему абхазскому обычаю, кротко напоминали об
утраченной нежности, тогда как жареные поросята, напротив, с каким-то
бесовским весельем сжимали в оскаленных зубах пунцовые редиски.
Возле каждой бутылки с вином стояли, как бдительные санитары, бутылочки
с боржоми. Бутылки с вином были без этикеток, видно, из местных подвалов.
Дядя Сандро по запаху определил, что это "изабелла" из села Лыхны.
Большая часть закусок еще оставалась нетронутой. Некоторые давно остыли
-- так жареные перепелки запеклись в собственном жиру. Сталин не любил,
чтобы за столом сновали официанты и другие лишние люди. Подавалось все
сразу, навалом, хотя кухня продолжала бодрствовать на случай внезапных
пожеланий.
За столом каждый ел, что хотел и как хотел, но, не дай бог, сжульничать
и пропустить положенный бокал. Этого вождь не любил. Таким образом, за
столом демократия закусок уравновешивалась деспотией выпивки. (...)" Ф. Искандер, "Пиры Валтасара".
две ломящиеся плодами ветки. На прохладной белизне белых скатертей блюда выделялись с приятной четкостью.
Горбились индюшки в коричневой ореховой подливе, жареные куры с
некоторой аппетитной непристойностью выставляли голые гузки. Цвели вазы с
фруктами, конфетами, печеньем, пирожными. Треснувшие гранаты, как бы
опаленные внутренним жаром, приоткрывали свои преступные пещеры, набитые драгоценностями.
Сверкали клумбы зелени, словно только что политые дождем. Юные ягнята,
сваренные в молоке по древнему абхазскому обычаю, кротко напоминали об
утраченной нежности, тогда как жареные поросята, напротив, с каким-то
бесовским весельем сжимали в оскаленных зубах пунцовые редиски.
Возле каждой бутылки с вином стояли, как бдительные санитары, бутылочки
с боржоми. Бутылки с вином были без этикеток, видно, из местных подвалов.
Дядя Сандро по запаху определил, что это "изабелла" из села Лыхны.
Большая часть закусок еще оставалась нетронутой. Некоторые давно остыли
-- так жареные перепелки запеклись в собственном жиру. Сталин не любил,
чтобы за столом сновали официанты и другие лишние люди. Подавалось все
сразу, навалом, хотя кухня продолжала бодрствовать на случай внезапных
пожеланий.
За столом каждый ел, что хотел и как хотел, но, не дай бог, сжульничать
и пропустить положенный бокал. Этого вождь не любил. Таким образом, за
столом демократия закусок уравновешивалась деспотией выпивки. (...)" Ф. Искандер, "Пиры Валтасара".
Иль так еще: он – праздник, званый пир.
И мы званы! И мы вкушаем брашен
И пьем живую воду из кратир,
— И боги мы, и нам никто не страшен.
Но знаем: ненадолго мы в гостях,
И на глоточек лишний жадно метим,
Сжимаем хлеб преломленный в горстях
И прячем от стола объедки детям.
Для новых бражников нужны места
– И смена яств идет в высокой зале,
И нас, еще не вытерших уста,
Уводят спать. А пир бушует дале
И на коленях девы милой
Я с напряженной жизни силой
В последний раз упьюсь душой
Дыханьем трав, и морем спящим,
И солнцем, в волны заходящим,
И Пирры ясной красотой!. .
Когда ж пресыщусь до избытка,
Она смертельного напитка,
Умильно улыбаясь, мне,
Сама не зная, даст в вине,
И я умру шутя, чуть слышно,
Как истый мудрый сибарит,
Который, трапезою пышной
Насытив тонкий аппетит,
Средь ароматов мирно спит
И, выпив весь фиал блаженств и наслаждений,
Чтоб жизненный свой путь достойно увенчать,
В борьбе со смертию испробуй духа силы,
И, вкруг созвав друзей, себе открывши жилы,
Учи вселенную, как должно умирать
Новый Рим!
Да! здесь
У вас пиры, а там, под вами,
В земле, там, в катакомбах, весь
Всечасно молит со слезами
О вас же — христианский Рим,
Чтоб вседержатель Бог дал силы
Ему спасти вас…
Новый Рим!
Да разве может быть два Рима?
Два разума! две правды! два
Могущества, два божества!
Оратор римский говорил
«Средь бурь гражданских и тревоги:
Я поздно встал - и на дороге
Застигнут ночью Рима был! »
Так! но, прощаясь с римской славой,
С капитолийской высоты,
Во всем величье видел ты
Закат звезды ее кровавой!. .
Счастлив, кто посетил сей мир
В его минуты роковые -
Его призвали Всеблагие,
Как собеседника на пир;
Он их высоких зрелищ зритель,
Он в их совет допущен был,
И заживо, как небожитель,
Из чаши их бессмертье пил.
Кончен пир, умолкли хоры,
Опорожнены амфоры,
Опрокинуты корзины,
Не допиты в кубках вины,
На главах венки измяты -
Лишь курятся ароматы
В опустевшей светлой зале…
Кончив пир, мы поздно встали -
Звезды на небе сияли,
Ночь достигла половины…
Как над беспокойным градом,
Над дворцами, над домами,
Шумным уличным движеньем,
С тускло-рдяным освещеньем
И бессонными толпами, -
Как над этим дольним чадом,
В горнем выспреннем пределе,
Звезды чистые горели,
Отвечая смертным взглядам
Непорочными лучами.

И мы званы! И мы вкушаем брашен
И пьем живую воду из кратир,
— И боги мы, и нам никто не страшен.
Но знаем: ненадолго мы в гостях,
И на глоточек лишний жадно метим,
Сжимаем хлеб преломленный в горстях
И прячем от стола объедки детям.
Для новых бражников нужны места
– И смена яств идет в высокой зале,
И нас, еще не вытерших уста,
Уводят спать. А пир бушует дале
И на коленях девы милой
Я с напряженной жизни силой
В последний раз упьюсь душой
Дыханьем трав, и морем спящим,
И солнцем, в волны заходящим,
И Пирры ясной красотой!. .
Когда ж пресыщусь до избытка,
Она смертельного напитка,
Умильно улыбаясь, мне,
Сама не зная, даст в вине,
И я умру шутя, чуть слышно,
Как истый мудрый сибарит,
Который, трапезою пышной
Насытив тонкий аппетит,
Средь ароматов мирно спит
И, выпив весь фиал блаженств и наслаждений,
Чтоб жизненный свой путь достойно увенчать,
В борьбе со смертию испробуй духа силы,
И, вкруг созвав друзей, себе открывши жилы,
Учи вселенную, как должно умирать
Новый Рим!
Да! здесь
У вас пиры, а там, под вами,
В земле, там, в катакомбах, весь
Всечасно молит со слезами
О вас же — христианский Рим,
Чтоб вседержатель Бог дал силы
Ему спасти вас…
Новый Рим!
Да разве может быть два Рима?
Два разума! две правды! два
Могущества, два божества!
Оратор римский говорил
«Средь бурь гражданских и тревоги:
Я поздно встал - и на дороге
Застигнут ночью Рима был! »
Так! но, прощаясь с римской славой,
С капитолийской высоты,
Во всем величье видел ты
Закат звезды ее кровавой!. .
Счастлив, кто посетил сей мир
В его минуты роковые -
Его призвали Всеблагие,
Как собеседника на пир;
Он их высоких зрелищ зритель,
Он в их совет допущен был,
И заживо, как небожитель,
Из чаши их бессмертье пил.
Кончен пир, умолкли хоры,
Опорожнены амфоры,
Опрокинуты корзины,
Не допиты в кубках вины,
На главах венки измяты -
Лишь курятся ароматы
В опустевшей светлой зале…
Кончив пир, мы поздно встали -
Звезды на небе сияли,
Ночь достигла половины…
Как над беспокойным градом,
Над дворцами, над домами,
Шумным уличным движеньем,
С тускло-рдяным освещеньем
И бессонными толпами, -
Как над этим дольним чадом,
В горнем выспреннем пределе,
Звезды чистые горели,
Отвечая смертным взглядам
Непорочными лучами.



Марина Печеркина
Последняя картинка просто великолепна!
ГУСАРСКИЙ ПИР
Ради Бога, трубку дай!
Ставь бутылки перед нами,
Всех наездников сзывай
С закрученными усами!
Чтобы хором здесь гремел
Эскадрон гусар летучих,
Чтоб до неба возлетел
Я на их руках могучих;
Чтобы стены от "ура"
И тряслись и трепетали!. .
Лучше б в поле закричали.. .
Но другие горло драли:
"И до нас придет пора! "
Бурцев, брат, что за раздолье!
Пунш жестокий!. .Хор гремит!
Бурцев, пью твое здоровье:
Будь, гусар, век пьян и сыт!
Пунш жестокий!. .Хор гремит!
Жизнь летит: не осрамися,
Не проспи ее полет,
Пей, люби да веселися! -
Вот мой дружеский совет.
Понтируй, как понтируешь,
Фланкируй, как фланкируешь;
В мирных днях не унывай
И в боях качай-валяй!
Ради Бога, трубку дай!
Ставь бутылки перед нами,
Всех наездников сзывай
С закрученными усами!
Ради Бога, трубку дай!
Д. ДАВЫДОВ
http://www.youtube.com/watch?v=Ci6zOJc-PgI

Ради Бога, трубку дай!
Ставь бутылки перед нами,
Всех наездников сзывай
С закрученными усами!
Чтобы хором здесь гремел
Эскадрон гусар летучих,
Чтоб до неба возлетел
Я на их руках могучих;
Чтобы стены от "ура"
И тряслись и трепетали!. .
Лучше б в поле закричали.. .
Но другие горло драли:
"И до нас придет пора! "
Бурцев, брат, что за раздолье!
Пунш жестокий!. .Хор гремит!
Бурцев, пью твое здоровье:
Будь, гусар, век пьян и сыт!
Пунш жестокий!. .Хор гремит!
Жизнь летит: не осрамися,
Не проспи ее полет,
Пей, люби да веселися! -
Вот мой дружеский совет.
Понтируй, как понтируешь,
Фланкируй, как фланкируешь;
В мирных днях не унывай
И в боях качай-валяй!
Ради Бога, трубку дай!
Ставь бутылки перед нами,
Всех наездников сзывай
С закрученными усами!
Ради Бога, трубку дай!
Д. ДАВЫДОВ
http://www.youtube.com/watch?v=Ci6zOJc-PgI

Похожие вопросы
- Самый известный пир в литературе, кино, живописи?
- раскройте проблему любви и смерти в произведении Платона пир
- Тантал. Миф о пире и наказании.
- Анализ "Пир во время чумы". А. С. Пушкин
- Смысл фразы: "Вотще ли был он средь пиров неосторожен и здоров?"
- Как вам эти книги? Их кому-нибудь интересно читать, кроме преподавателей истории литературы?
- Какая литература является камасутрой для ума?
- Подскажите пожалуйста, список лучших произведений литературы. Обясню подробнее: (см. внутри)
- помогите ответить на вопросы по темам литературы конца 18-19 веков
- Почему же Донцова плохая литература?