Литературные путешествия 4. Что запоминающегося есть в литературе о путешествиях в горы?

Да, Надежда, Н. Рерих особенно любил Канченджангу, рисовал ее с разных ракурсов.
Н. Рерих «Люди во всех частях света хотят знать о Гималаях. Самые лучшие люди сердечно устремляются к этому сокровищу Индии. ..Во все времена происходило притяжение к Гималаям. Людям известно, что всякий ищущий духовного восхождения должен смотреть в сторону Гималаев» .

18 сентября 1925
Наконец можно окончательно оставить всю кашмирскую ложь и грязь. Можно забыть полуразрушенный Шринагар. Можно забыть, как победители играют в поло и гольф, когда население гибнет в заразах и полном отупении. Можно отвернуться от подкупных чиновников Кашмира.
Можно забыть нападение вооруженных бандитов на наш караван с целью задержать его. Пришлось шесть часов пробыть с поднятым револьвером. А в довершении всего полиция составила от нашего имени телеграмму, что мы ошиблись и нападения не было. Кто же тогда ранил семь наших людей? .

20 сентября 1925
…Мы видели, как один груженый як сорвался и стремительно полетел по гладкому ребру ледника. Но на самом краю пропасти як весь сжался и крепко уперся своими короткими крепкими ногами. Многие животные и люди начинают страдать кровотечением и головной болью на подъемах выше 16 000 футов (=4900 м) . На дороге уже видна замерзшая кровь. Уже мелькнул остов павшей лошади. У нас все благополучно. После перевала нам говорят о целом караване, замерзшем на Кардонге; караван балтистанцев, около ста коней, весь найден замерзшим. Некоторые замерзли как бы крича, держа руки у рта. Даже осенью пальцы на руках и ногах очень легко стынут. Приходится оттирать снегом. Рисовать почти невозможно. Можно представить, каково здесь зимою. Но прекрасен этот грозный глетчер! Далеко внизу бирюзовое озеро. Говорят, очень глубокое. Путь весь сложен из гигантских валунов. Обернетесь и покажется пройденное — непроходимым.
Н. Рерих. Дневниковые записки "Алтай - Гималаи". На материале этого же путешествия в Нью-Йорке в 1929 г. вышла его книга "Сердце Азии".

Ни с чем не сравнима радость того мгновения, когда солнце восходит
над Гималаями; когда синева ярче сапфиров; когда издали ледники сверкают, как несравненные драгоценные камни. Н. К. Рерих. Сокровище снегов. 1928


Стоя в предрассветной темноте в 5 утра на Тигровой горе и устремляя глаза в сторону непальской Канченджанги, мало кто из русских способен удержаться, чтобы с лучами восходящего солнца не спеть:

"...Весь мир — на ладони! Ты счастлив и нем
И только немного завидуешь тем,
Другим — у которых вершина ещё впереди".

Снова нас ведут куда-то,
И не ясен нам маршрут,
Видно, горы виноваты -
Не сидим ни там, ни тут.
Снова в гору и по тропам
С рюкзаками за спиной.
Груз под силу лишь циклопам!
— Мама, я хочу домой!
Груз под силу лишь циклопам!
— Мама, я хочу домой!
Дома все же как-то лучше,
Ну а здесь придется нам
Целый день бродить по кручам,
По ужасным ледникам.
Будем ползать постоянно
По веревке основной
И питаться кашей манной,
-Мама, я хочу домой!
Не хочу я каши манной,
-Мама, я хочу домой!
Склоны круче, ближе тучи,
Камни сыплются гурьбой,
На пожарный всякий случай
Мы связались меж собой.
Мы идем по ледопаду,
Где, представьте, путь такой:
Хочешь стой, а хочешь падай!
-Мама, я хочу домой!
Не хочу я что-то падать.
Мама, я хочу домой!
Снова нас ведут куда-то,
Снова я несу рюкзак.
До чего же мне, ребята,
Надоело жить вот так!
Телеграмма уж готова,
Ни одной в ней запятой,
В ней всего четыре слова:
«Мама я хочу домой!»

В. Высоцкий

Здесь вам не равнина,
здесь климат иной —
Идут лавины
одна за одной
И здесь за камнепадом ревёт камнепад.
И можно свернуть,
обрыв обогнуть,
Но мы выбираем трудный путь,
Опасный, как военная тропа!

Кто здесь не бывал,
кто не рисковал —
Тот сам себя не испытал,
Пусть даже внизу он звёзды хватал с небес:
Внизу не встретишь, как ни тянись,
За всю свою счастливую жизнь
Десятой доли таких красот и чудес.

Нет алых роз и траурных лент,
И не похож на монумент
Тот камень, что покой тебе подарил.
Как Вечным огнём,
сверкает днём
Вершина изумрудным льдом,
Которую ты так и не покорил.

И пусть говорят,
да, пусть говорят,
Но — нет, никто не гибнет зря!
Так лучше — чем от водки и от простуд.
Другие придут,
сменив уют
На риск и непомерный труд, —
Пройдут тобой не пройденный маршрут.

Отвесные стены. . .
А ну — не зевай!
Ты здесь на везенье
не уповай —
В горах не надежны ни камень, ни лёд, ни скала.
Надеемся только на крепость рук,
На руки друга и вбитый крюк
И молимся, чтобы страховка не подвела.

Мы рубим ступени. . .
Ни шагу назад!
И от напряженья
колени дрожат,
И сердце готово к вершине бежать из груди.
Весь мир — на ладони! Ты счастлив и нем
И только немного завидуешь тем,
Другим — у которых вершина ещё впереди.

1966

– Довольно, – сказал Остап, – выход один: идти в Тифлис пешком. В пять дней мы пройдем двести верст. Ничего, папаша, очаровательные горные виды, свежий воздух… Нужны деньги на хлеб и любительскую колбаску. Можете прибавить к своему лексикону несколько итальянских фраз, это уж как хотите, но к вечеру вы должны насобирать не меньше двух рублей!. . Обедать сегодня не придется, дорогой товарищ. Увы! Плохие шансы!. .
Спозаранку концессионеры перешли мостик через Терек, обошли
казармы и углубились в зеленую долину, по которой шла Военно-Грузинская
дорога.
– Нам повезло, Киса, – сказал Остап, – ночью шел дождь, и нам не
придется глотать пыль. Вдыхайте, предводитель, чистый воздух. Пойте.
Вспоминайте кавказские стихи. Ведите себя как полагается!. .
Но Ипполит Матвеевич не пел и не вспоминал стихов. Дорога шла на
подъем. Ночи, проведенные под открытым небом, напоминали о себе колотьем
в боку, тяжестью в ногах, а любительская колбаса – постоянной и мучительной изжогой. Он шел, склонившись набок, держа в руке пятифунтовый хлеб, завернутый во владикавказскую газету, и чуть волоча левую ногу.
Опять идти! На этот раз в Тифлис, на этот раз по красивейшей в мире дороге. Ипполиту Матвеевичу было все равно. Он не смотрел по сторонам, как Остап. Он решительно не замечал Терека, который начинал уже погромыхивать на дне долины. И только сияющие под солнцем ледяные вершины что-то смутно ему напоминали – не то блеск бриллиантов, не то
лучшие глазетовые гробы мастера Безенчука.

Лыжи у печки стоят,
Гаснет закат за горой,
Месяц кончается март,
Скоро нам ехать домой.
Здравствуйте, хмурые дни,
Горное солнце, прощай.
Мы навсегда сохраним
В сердце своём этот край.
Здравствуйте, хмурые дни,
Горное солнце, прощай.
Мы навсегда сохраним
В сердце своём этот край.

Нас провожает с тобой
Гордый красавец Эрцог,
Нас ожидает с тобой
Марево дальних дорог.
Вот и окончился круг,
Помни, надейся, скучай,
Снежные флаги разлук
Вывесил старый Домбай.
Вот и окончился круг,
Помни, надейся, скучай,
Снежные флаги разлук
Вывесил старый Домбай.

Что ж ты стоишь на тропе,
Что ж ты не хочешь идти,
Нам надо песню допеть,
Нам надо меньше грустить.
Снизу кричат поезда,
Правда, кончается март.
Ранняя всходит звезда,
Где-то лавины шумят.
Снизу кричат поезда,
Правда, кончается март.
Ранняя всходит звезда,
Где-то лавины шумят.

В горах продвигайся медленно; нужно ползти -- ползи.
Величественные издалека, бессмысленные вблизи,
горы есть форма поверхности, поставленной на попа,
и кажущаяся горизонтальной вьющаяся тропа
в сущности вертикальна. Лежа в горах -- стоишь,
стоя -- лежишь, доказывая, что, лишь
падая, ты независим. Так побеждают страх,
головокруженье над пропастью либо восторг в горах.

Когда ты стоишь один на пустом плоскогорьи, под
бездонным куполом Азии, в чьей синеве пилот
или ангел разводит изредка свой крахмал;
когда ты невольно вздрагиваешь, чувствуя, как ты мал,
помни: пространство, которому, кажется, ничего
не нужно, на самом деле нуждается сильно во
взгляде со стороны, в критерии пустоты.
И сослужить эту службу способен только ты.

1987