..– Обычно здесь бывает очень красивая радуга, – задумчиво сказала Белочка. – Но сегодня с ней что-то случилось…
– Да? – равнодушно откликнулся Ежик, закрепляя на иголках пушистые камыши.
Белочка вздохнула и задумалась.
– Уже темнеет! Не пора ли нам домой? – спросил Ежик, управившись с работой.
– Наверное, – согласилась Белочка. – Только давай еще сходим на вершину холма, чтобы посмотреть, как восходит луна…
На этот раз Ежик даже не спрашивал «Зачем? » . Он уже почти привык к бесполезным желаниям Белочки, поэтому тяжело и протяжно вздохнул, а потом обреченно согласился:
– Ну давай, сходим, посмотрим на твой холм-с-которого-видно-восход…
Ежик вдруг радостно воскликнул:
– Похоже, ты опять ошиблась! Это вовсе не бесполезный холм-с-которого-виден-восход, а холм-на-котором-много-грибов!
– Нет, раньше это был холм, на котором я смотрела восход луны… – прошептала Белочка, а потом остановилась и сказала Ежику: – А можно, я пойду на него одна?
– Почему это? – возмутился Ежик.
– Соловьи, радуга… Это не так важно, – грустно сказала Белочка. – Но я не могу допустить, чтобы не взошла луна… (М. Мейстер "Лесные сказки. Небо на двоих")
..«Всегда я буду обыкновенной лошадью, обыкновенного лошадиного цвета. Всегда я буду развозить по городу самые обыкновенные хлеб. молоко, сахар. Никогда я не стану такой нарядной. Никогда не смогу катать наших ребятишек. Не быть мне такой, как лошадки на карусели. И дружить с ними нельзя мне, ведь я просто обыкновенная лошадь» . Очень переживала шоколадная Звездочка.
А если бы она не грустила и не стеснялась, а внимательно посмотрела бы на чудесных лошадок? Очень бы удивилась.
Красивые лошадки, оказывается, тоже смущенно опустили глаза. Они вздыхали и перешептывались: «Никогда нам — разноцветным, игрушечным — не стать настоящими лошадками настоящего лошадиного цвета. Мы умеем только развлекать-кружить мальчиков и девочек. Никто не разрешит нам по-настоящему помогать детям и взрослым, перевозить настоящие хлеб, молоко, сахар. Никогда не станет дружить с нами всеми уважаемая, самая настоящая лошадь Звездочка. А нам так хотелось бы покатать ее на нашей карусели» .
Грустно, правда? . .(Абрамцева "Сказка старого парка")
..Раздружимся? . Не верно, ведь мы попутчики, — буря за нами, — впереди весна! .
Нас раскачало и взбросило высоко.
Разлука только для тех, кто остался сидеть трусливо… Вместе куда-то лететь и прянуть, и захлебнуться в блестящих брызгах…
Вместе, зараз! . .(Елена Гуро)
..— А что я сделал?
— Ты вылез и так тихонько-тихонько сказал «Не горюй, Заяц, все мы — одни» . Подошел ко мне, обнял и ткнулся лбом в мой лоб. . И так мне сделалось хорошо, что я — заплакал.
— А я? — спросил Медвежонок.
— И ты, — сказал Заяц. — Стоим и плачем.
— А я? — спросил Ёжик.
— А тебя не было, — сказал Заяц. — Больше никого не было. Представляешь? — Заяц обернулся к Медвежонку. — Пустой лес, ватное небо, ни-ко-го, а мы стоим и плачем.
— Так не бывает, — сказал Ёжик. — Я обязательно должен был появиться.
— Так это же во сне, — сказал Медвежонок.
— Все равно. Просто вы плакали и не заметили, как я вышел из-за куста. Вышел, стою, вижу — вы плачете; ну, думаю, плачут, есть, значит, причина.
— Правильно! — сказал Заяц. — Вы знаете, кто вы для меня? Вы для меня самые-самые лучшие из всех, кто есть на земле!
(С. Козлов "Как Ёжик с Медвежонком приснились Зайцу")
...Вот и всё.Вся сказка .Не про Бабу Ягу, не про Кащея бессмертного, не про волшебников добрых и злых .А просто про сову и солнечный луч, которые дружили.
А разве не может быть такой сказки ?(Абрамцева "Очень простая сказка")
М. Цветаева
Ятаган? Огонь?
Поскромнее, — куда как громко!
Боль, знакомая, как глазам — ладонь,
Как губам —
Имя собственного ребёнка.
Г. Гампер
«…Улыбнись мне в трубку – я услышу…
Только я молчу, и ты – молчишь… »
С. Есенин
«…От любви не требуют поруки,
С нею знают радость и беду.
«Ты моя» сказать лишь могут руки,
Что срывали черную чадру… »
Р. Гори "Обещание на рассвете"
"...Но хорошо зная, что я не выстою без ее поддержки, она приняла меры. За несколько дней до смерти она написала около двухсот пятидесяти писем и переслала их своей подруге в Швейцарию.
Я не должен был знать - письма должны были пересылаться мне регулярно. Вероятно, это-то она тайно и обдумывала, когда я поймал ее хитрый взгляд в клинике Сент-Антуан, где в последний раз видел ее. Итак, мать продолжала вселять в меня силу и мужество, необходимые для продолжения
борьбы, в течение трех с лишним лет, хотя ее уже не было. Пуповина продолжала действовать. . "
М. Степновка «Женщины Лазаря»
«…Они на ощупь, чтобы не нарушить возней с электричеством драгоценную прелесть этого вечера, добрались до спальни и легли, обнявшись, как ложились все шестьдесят лет своего супружества, и не было не то что дня — минуты, когда бы Маруся пожалела, что рядом с ней именно этот человек.
— Я люблю тебя, — пробормотал Чалдонов, медленно уходя в сон, открывая какие-то тугие двери, неловко балансируя на пороге полудремы, потому что нельзя было заснуть, не услышав вторую часть заклятия, отзыва к названному паролю, и Маруся послушно отозвалась:
— Я люблю тебя.
Вот что они слышали друг от друга каждый вечер и каждое утро все шестьдесят лет, с самой своей первой медовой ночи на пароходе «Цесаревич Николай» , и каждую ночь так же нежно плескала вода, и плыли по потолку воздушные, кружевные, живые тени…
Чалдонов проснулся среди ночи точно так же, как утром Маруся — будто от толчка, и мгновенно понял, что случилось. Было непроглядно темно, звонко тикал на тумбочке невидимый будильник в ушастой металлической шапочке, рука Чалдонова все так же лежала на груди Маруси, все так же щекой он ощущал бархатистый аромат ее ночной сорочки, но самой Маруси больше не было.
Совсем. Чалдонов не издал ни звука, не смог, просто до самого утра, пока не начало светать, лежал, боясь шелохнуться, чтобы не побеспокоить жену — маленькую, свернувшуюся в клубочек, все еще теплую, долго-долго теплую, потому что впервые в жизни это он питал ее своим теплом. Он, а не она. И только на рассвете, когда затекшая от напряжения рука начала болеть просто невыносимо, Чалдонов позволил себе пошевельнуться.
Я люблю тебя, — сказал он тихо. — Я люблю тебя, ты слышишь?
Маруся промолчала, и Чалдонов, уткнувшись лбом в ее неподвижную спину, наконец-то заплакал… »
Д. Рубина «Синдром Петрушки»
«…Две-три минуты он не шевелился, пережидая беззвучные аплодисменты зала; затем качнулся, уронив руки, будто сбрасывая невидимую ношу, сделал шаг-другой к балкону и медленно отворил дверь, впуская внутрь тугое дыхание ночного залива…
Лицо его сияло… Так же бесшумно, как танцевал, он подкрался к постели, на которой
недвижным кулем застыла его возлюбленная. Глубоко выдохнув, опустился на колени
у изголовья, щекой прижался к одеялу над ее плечом и прошептал:
– Не торопись… Не торопись, мое счастье…»
