"Наполним музыкой сердца Устроим праздники из буден" +

В. Астафьев «Далекая и близкая сказка»

" Один я, один, кругом жуть такая, и еще музыка -- скрипка. Совсем-совсем
одинокая скрипка. И не грозится она вовсе. Жалуется. И совсем ничего нет
жуткого. И бояться нечего. Дурак-дурачок! Разве музыки можно бояться?
Дурак-дурачок, не слушал никогда один-то, вот и. . .
Музыка льется тише, прозрачней, слышу я, и у меня отпускает сердце. И не музыка
это, а ключ течет из-под горы. Кто-то припал к воде губами, пьет, пьет и не
может напиться -- так иссохло у него во рту и внутри.
Видится почему-то тихий в ночи Енисей, на нем плот с огоньком. С плота кричит
неведомый человек: "Какая деревня-а-а? " -- Зачем? Куда он плывет? И
еще обоз на Енисее видится, длинный, скрипучий. Он тоже уходит куда-то. Сбоку
обоза бегут собаки. Кони идут медленно, дремотно. И еще видится толпа на берегу
Енисея, мокрое что-то, замытое тиной, деревенский люд по всему берегу, бабушка,
на голове волосья рвущая.
Музыка эта сказывает о печальном, о болезни вот о моей говорит, как я целое лето
малярией болел, как мне было страшно, когда я перестал слышать и думал, что
навсегда буду глухим, вроде Алешки, двоюродного моего брата, и как являлась ко
мне в лихорадочном сне мама, прикладывала холодную руку с синими ногтями ко
лбу. Я кричал и не слышал своего крика.. . "

----------------

"...Но скрипка сама все потушила. Снова тоскует один человек, снова чего-то жаль,
снова едет кто-то куда-то, может, обозом, может, на плоту, может, и пешком идет
в дали дальние.
Мир не сгорел, ничего не обрушилось. Все на месте. Луна со звездою на месте.
Село, уже без огней, на месте, кладбище в вечном молчании и покое, караулка под
увалом, объятая отгорающими черемухами и тихой струной скрипки. ..»

М. Анчаров

Рост у меня
Не больше валенка:
Все глядят на меня
Вниз.
И органист я
Тоже маленький.
Но все-таки я
Органист!

Я шел к органу,
Скрипя половицей,
Свой маленький рост
Кляня.
Все пришли
Слушать певицу,
И никто не хотел -
Меня.

Я подумал: мы в пахаре
Чтим целину,
В воине -
Страх врагам,
Дипломат свою
Представляет страну,
Я представляю
Орган!

Я пришел и сел,
И без тени страха,
Как молния, ясен
И быстр,
Я нацелился в зал
Токкатою Баха
И нажал
Басовый регистр.

О, только музыкой -
Не словами -
Всколыхнулась
Земная твердь.
Звуки поплыли
Над головами,
Вкрадчивые,
Как смерть. . .

И будто древних богов
Ропот,
И будто дальний
Набат,
И будто все
Великаны Европы
Шевельнулись
В своих гробах.

И звуки начали
Души нежить.
И зов любви
Нарастал.
И небыль, нечисть,
Ненависть, нежить
Бежали,
Как от креста.

Бах сочинил -
Я растревожил
Свинцовых труб
Ураган.
То, что я нажил, -
Гений прожил.
Но нас уравнял
Орган!

Я видел:
Галерка бежала к сцене,
Где я
В токкатном бреду.
И видел я:
Иностранный священник
Плакал
В первом ряду.

О, как боялся я
Не свалиться,
Огромный свой рост
Кляня.
О, как хотелось мне
С ними слиться!
С теми, кто, вздев
Потрясенные лица,
Снизу вверх
Глядел на меня!

О Д О Б Р Я Ю !

"(...) И потом весь день Яков лежал и тосковал. Когда вечером батюшка,
исповедуя, спросил его, не помнит ли он за собою какого-нибудь особенного
греха, то он, напрягая слабеющую память, вспомнил опять несчастное лицо
Марфы и отчаянный крик жида, которого укусила собака, и сказал едва
слышно:
- Скрипку отдайте Ротшильду.
- Хорошо, - ответил батюшка.
И теперь в городе все спрашивают: откуда у Ротшильда такая хорошая
скрипка? Купил он ее или украл, или, быть может, она попала к нему в
заклад? Он давно уже оставил флейту и играет теперь только на скрипке.
Из-под смычка у него льются такие же жалобные звуки, как в прежнее время
из флейты, но когда он старается повторить то, что играл яков, сидя на
пороге, то у него выходит нечто такое унылое и скорбное, что слушатели
плачут, и сам он под конец закатывает глаза и говорит: "Ваххх!.. " И эта
новая песня так понравилась в городе, что Ротшильда приглашают к себе
наперерыв купцы и чиновники и заставляют играть ее до десяти раз. " А. Чехов, "Скрипка Ротшильда".