к 65-летию писателя, автора песен, журналиста Михаила ВОЛОДИНА (род. 13.08.1954): из его книг «Наполним музыкой сердца»,

Физик. Журналист, поэт. Работал в БО ВНИПИэнергопром млнаучсот,
позже — в рекламном бизнесе, снимал фильмы для 4-го канала
английского телевидения, 6 лет редактировал в Минске
английскую газету «MINSK— NEWS».
В Бостоне является редактором журнала «Контрапункт».
Играет на 6-струнной гитаре.
Песни пишет с 1972 года на свои стихи.
Первой песней считает песню «Я великий художник…»

И чё?)) Умерли мы без него?)
На Проекте поэтов на восемь голов выше -- пруд пруди,
и писатели есть, кстати.

Не парьте мозги, Козюльский! (с)

Бывает так, исхоженным путем,
Заученным до метра с колыбели,
Идешь и замечаешь новый дом,
И новый двор, и новые качели.
И рядом с новым домом - новый сад.
Там новые скамейки и дорожки,
И на скамейках парами сидят
И что-то вяжут новые старушки.
Воинственная эта новизна,
Как выпавшего снега белизна
Не терпит никакого искаженья.
И хочется прошедшее вернуть,
И на себя из зеркала взглянуть,
Чтобы лица запомнить выраженье.
---
И сердце сжалось, и глаза
Расширились и потемнели.
Как накатившая гроза -
Березы нежность, тяжесть ели.
Здесь дом стоял, здесь сад стоял,
Здесь годы детства пролетели.
О память, хрупкий материал -
Березы нежность, тяжесть ели.
И через год, и через пять,
И через жизнь, и на пределе
Дыханья буду повторять:
Березы нежность, тяжесть ели.
---
О, лютневая музыка, о, лира одиночества!
В какие темные часы спасала ты меня.
Страх за судьбу отечества несли твои пророчества,
И лед любви блистал в тебе, и жар ее огня.

Кто так устроил дерево, что дрожь его звучащая
В смерть позволяет заглянуть, и прошлое вернуть...
Понять, что бренное в душе, а что непреходящее
Не позволяет одного: слезы с ресниц смахнуть.

Ах, лютневая музыка, веков минувших вестница...
Метель за окнами метет, и звездочка горит....
Как будто, юбками шурша, судьба идет по лестнице,
Как будто прадед мой со мной о жизни говорит.

Зачем минувшее так жжет? Душа, струной надорвана,
Болеет болью тех людей и скорбью тех времен...
Как будто я учеником у Ганса ван дер Дорбена
В скрипичном цехе состою и в дочь его влюблен...
---
Одна луна светила из ветвей,
Где пел хрестоматийный соловей,
Руладой нежной тешил слух влюбленных.
Луна вторая - в луже, у скамьи,
Плескалась, спрятав кратеры свои
В темнеющих на дне кленовых кронах.
И было нам от этих лун светло,
Спокойно было... Прошлое прошло,
Грядущее никак не наступало.
И два светила в разных небесах
Качались, словно гири на весах.
В ту ночь одной луны нам было мало.
Но дальше, через день, когда песок,
Впитав всю влагу, на ветру просох
И под ногами заскрипел упруго,
С земли поднялась к нему темнота,
Заволокла знакомые места,
И в темноте мы не нашли друг друга.
---
Разбираю стопки писем,
Роюсь в ящиках стола.
Стопки писем, стопки писем
Без порядка и числа.
Словно жизнь свою итожа,
Провожу меж ними нить:
Те, что слева - уничтожить,
Те, что справа - сохранить.
Чтоб унять свои сомненья,
Перечитываю вновь,
И всплывает из забвенья
Позабытая любовь.
Виновато оглянувшись,
Я навстречу ей иду
И, сквозь слезы улыбнувшись,
В стопку правую кладу.
Следом вот, письмо от друга:
Друг - давно уже не друг,
Но отдергиваю руку,
Вдруг почувствовав испуг.
И звонит бессонный зуммер,
Никуда не убежать,
Тот уехал, этот умер,
Не могу уничтожать...
---
О, Божий мир! Осеннею порой
Мне жалоба слышна в твоих глаголах.
За окнами повис туман сырой
И замер на ветвях деревьев голых.
Черчение в разлитом молоке,
Размытые фигуры и предметы.
Здесь - птицы сбились в клин, там - зонт в руке,
По букварю знакомые приметы.
Когда-то я в преддверье октябрей,
Заслышав первых капель слабый шорох,
Твердил уныло: "Только бы скорей
Окончились и мрак, и мразь, и морок!"
Как видно, юность жалости чужда...
Но время головы моей коснулось,
И прежде неуемная вражда
С годами тихой дружбой обернулась.
И вот, какой-то новый смысл узрев,
Я вижу - жизнь со смертью неразлучны.
И жалобы безлиственных дерев
Так жалобе моей души созвучны!
---
Седой, как лунь... Седая, как луна...
Подковой скрючен он. Пряма, как жердь, она.
Чета супружеская, двух влюбленных тени -
Могли ль они лет пятьдесят назад
Предположить, что старость их оденет
В такой причудливый и жалостный наряд?
Два старика, детей тщедушных пара
Времен "Потемкина", Столыпина и "Яра" -
Они так медленно, так осторожно шли
Среди бегущих, молодых, спешащих,
Как если бы в руках своих дрожащих
Сосуд с бесценной влагою несли...