Желание познакомиться с этой женщиной, видеть ее вблизи все крепло, но
меня удерживало множество всяких условностей.
Однажды утром, сидя в своем саду, я заметила, как медленно и осторожно
из кустов вылезает большой персидский кот и смотрит на меня своими
золотистыми глазами. Это был один из многочисленных котов Сузи. Я восприняла
его появление как перст судьбы: взяла кота на руки и понесла к соседней
вилле.
Калитка была приоткрыта. Я вошла. Сердце учащенно билось. Сад был
просторный, роскошный, с бассейном. Никого не встретив, я вошла в дом.
Сузи, лежа на диване, говорила по телефону. Из-за спинки показывалась
то унизанная перстнями рука, то длинная прекрасная нога, которую она
медленно вытягивала, покачивая домашней туфлей... Она разговаривала с
каким-то мужчиной. Я и представить себе не могла, что вот так можно говорить
с мужчиной, тем более по телефону. Какой это был
теплый, чувственный, томный разговор: казалось, будто собеседники
занимаются любовью.
Ноги мои прилипли к полу, я не знала, что делать, и была очень
взволнована.
Повесив трубку, Сузи еще немного полежала на диване - молча и
неподвижно, словно отдыхая после любви. Потом поднялась. Кроме совершенно
прозрачного халатика, на ней ничего не было.
Мое присутствие, судя по всему, ее не удивило и не смутило. Поначалу
Сузи занимала не столько я, сколько кот, которого она осыпала поцелуями. Но
потом она очень любезно обратилась ко мне, и скоро мы уже были
приятельницами.
Сузи показала мне сад и дом, обставленный со сказочной роскошью, как
какая-нибудь калифорнийская вилла. И в саду, и в бассейне, и среди кустов
были установлены цветные подсветки; я увидела большой, забитый хрусталем
бар, спальню с пологами, шелковыми драпировками, коврами...
В одной из комнат обосновалась гостья -- одна из приятельниц Сузи,
которая, кажется, переживала тяжелую любовную драму. Она беспрерывно лила
слезы и не хотела никого видеть.
Уже в тот первый день, рассказывая об этой подруге, Сузи, совершенно
непреднамеренно, как-то безотчетно, обнаружила одну из сторон своей
личности, которая сильнее всего должна была меня привлечь в ней и
поразить, -- я говорю о ее счастливой, свободной природе женщины, которая
умеет любить, не ведая ревности, не заботясь о постоянстве, не зная глубоких
переживаний.
Сузи любила с такой же естественностью, с какой дышала. Она была
приятельницей и официальной содержанкой крупного предпринимателя, весьма
немолодого, но еще полного жизненных сил и энергии, -- этакого умного
скептика, не питающего иллюзий относительно ее верности. Федерико Феллини. Джульетта
И лучшего нет. И не надо. Бессмертным созданьям, \ наверно, и страсть стиховая — игра для ума? \ Не место в Эдеме молитвам и воспоминаньям. \ А жизни бессрочной она оправданье сама. Дмитрий Бураго «Звезда» 2008, №9 Нежность
Литература
как Джульетта (любая женщина) говорит по телефону? Федерико Феллини не понять?
Джульетта Мазина, его жена??
Наталья Никитенкова
можно и так... оба велики
Олег Мазунин
классный ответ, а то уж я подумала: где Джульетта и где Федерико?)
Э. М. Ремарк
"Три товарища"
"...В семь часов я заказал телефонный разговор с Пат. После семи действовал половинный тариф, и я мог говорить вдвое дольше….
… – Боже мой, Пат, – сказал я, – это действительно ты?
Она рассмеялась.
– Где ты, Робби? В конторе?
– Нет, я сижу на столе у фрау Залевски. Как ты поживаешь?
– Хорошо, милый.
– Ты встала?
– Да. Сижу в белом купальном халате на подоконнике в своей комнате. За окном идет снег.
Вдруг я ясно увидел ее. Я видел кружение снежных хлопьев, темную точеную головку, прямые, чуть согнутые плечи, бронзовую кожу.
– Господи, Пат! – сказал я. – Проклятые деньги! Я бы тут же сел в самолет и вечером был бы у тебя. – О дорогой мой…
Она замолчала. Я слышал тихие шорохи и гудение провода.
– Ты еще слушаешь, Пат?
– Да, Робби. Но не надо говорить таких вещей. У меня совсем закружилась голова.
– И у меня здорово кружится голова, – сказал я. – Расскажи, что ты там делаешь наверху.
Она заговорила, но скоро я перестал вникать в смысл слов и слушал только ее голос. Я сидел в темной передней под кабаньей головой, из кухни доносился запах бобов. Вдруг мне почудилось, будто распахнулась дверь и меня обдала волна тепла и блеска, нежная, переливчатая, полная грез, тоски и молодости. Я уперся ногами в перекладину стола, прижал ладонь к щеке, смотрел на кабанью голову, на открытую дверь кухни и не замечал всего этого, – вокруг было лето, ветер, вечер над пшеничным полем и зеленый свет лесных дорожек. Голос умолк. Я глубоко дышал.
– Как хорошо говорить с тобой, Пат. А что ты делаешь сегодня вечером?
– Сегодня у нас маленький праздник. Он начинается в восемь. Я как раз одеваюсь, чтобы пойти.
– Что ты наденешь? Серебряное платье?
– Да, Робби. Серебряное платье, в котором ты нес меня по коридору.
– А с кем ты идешь?
– Ни с кем. Вечер будет в санатории. Внизу, в холле. Тут все знают друг друга.
– Тебе, должно быть, трудно сохранять мне верность, – сказал я. – Особенно в серебряном платье.
Она рассмеялась:
– Только не в этом платье. У меня с ним связаны кое-какие воспоминания.
– У меня тоже. Я видел, какое оно производит впечатление. Впрочем, я не так уж любопытен. Ты можешь мне изменить, только я не хочу об этом знать. Потом, когда вернешься, будем считать, что это тебе приснилось, позабыто и прошло.
– Ах, Робби, – проговорила она медленно и глухо. – Не могу я тебе изменить. Я слишком много думаю о тебе. Ты не знаешь, какая здесь жизнь. Сверкающая, прекрасная тюрьма. Стараюсь отвлечься как могу, вот и все. Вспоминая твою комнату, я просто не знаю, что делать. Тогда я иду на вокзал и смотрю на поезда, прибывающие снизу, вхожу в вагоны или делаю вид, будто встречаю кого-то. Так мне кажется, что я ближе к тебе.
Я крепко сжал губы. Никогда еще она не говорила со мной так. Она всегда была застенчива, и ее привязанность проявлялась скорее в жестах или взглядах, чем в словах.
– Я постараюсь приехать к тебе, Пат, – сказал я.
– Правда, Робби?
– Да, может быть в конце января….
Я знал, что это вряд ли будет возможно: в конце февраля надо было снова платить за санаторий. Но я сказал это, чтобы подбодрить ее. Потом я мог бы без особого труда оттягивать свой приезд до того времени, когда она поправится и сама сможет уехать из санатория.
– До свидания, Пат, – сказал я. – Желаю тебе всего хорошего! Будь весела, тогда и мне будет радостно. Будь веселой сегодня.
– Да, Робби, сегодня я счастлива.... "
"Три товарища"
"...В семь часов я заказал телефонный разговор с Пат. После семи действовал половинный тариф, и я мог говорить вдвое дольше….
… – Боже мой, Пат, – сказал я, – это действительно ты?
Она рассмеялась.
– Где ты, Робби? В конторе?
– Нет, я сижу на столе у фрау Залевски. Как ты поживаешь?
– Хорошо, милый.
– Ты встала?
– Да. Сижу в белом купальном халате на подоконнике в своей комнате. За окном идет снег.
Вдруг я ясно увидел ее. Я видел кружение снежных хлопьев, темную точеную головку, прямые, чуть согнутые плечи, бронзовую кожу.
– Господи, Пат! – сказал я. – Проклятые деньги! Я бы тут же сел в самолет и вечером был бы у тебя. – О дорогой мой…
Она замолчала. Я слышал тихие шорохи и гудение провода.
– Ты еще слушаешь, Пат?
– Да, Робби. Но не надо говорить таких вещей. У меня совсем закружилась голова.
– И у меня здорово кружится голова, – сказал я. – Расскажи, что ты там делаешь наверху.
Она заговорила, но скоро я перестал вникать в смысл слов и слушал только ее голос. Я сидел в темной передней под кабаньей головой, из кухни доносился запах бобов. Вдруг мне почудилось, будто распахнулась дверь и меня обдала волна тепла и блеска, нежная, переливчатая, полная грез, тоски и молодости. Я уперся ногами в перекладину стола, прижал ладонь к щеке, смотрел на кабанью голову, на открытую дверь кухни и не замечал всего этого, – вокруг было лето, ветер, вечер над пшеничным полем и зеленый свет лесных дорожек. Голос умолк. Я глубоко дышал.
– Как хорошо говорить с тобой, Пат. А что ты делаешь сегодня вечером?
– Сегодня у нас маленький праздник. Он начинается в восемь. Я как раз одеваюсь, чтобы пойти.
– Что ты наденешь? Серебряное платье?
– Да, Робби. Серебряное платье, в котором ты нес меня по коридору.
– А с кем ты идешь?
– Ни с кем. Вечер будет в санатории. Внизу, в холле. Тут все знают друг друга.
– Тебе, должно быть, трудно сохранять мне верность, – сказал я. – Особенно в серебряном платье.
Она рассмеялась:
– Только не в этом платье. У меня с ним связаны кое-какие воспоминания.
– У меня тоже. Я видел, какое оно производит впечатление. Впрочем, я не так уж любопытен. Ты можешь мне изменить, только я не хочу об этом знать. Потом, когда вернешься, будем считать, что это тебе приснилось, позабыто и прошло.
– Ах, Робби, – проговорила она медленно и глухо. – Не могу я тебе изменить. Я слишком много думаю о тебе. Ты не знаешь, какая здесь жизнь. Сверкающая, прекрасная тюрьма. Стараюсь отвлечься как могу, вот и все. Вспоминая твою комнату, я просто не знаю, что делать. Тогда я иду на вокзал и смотрю на поезда, прибывающие снизу, вхожу в вагоны или делаю вид, будто встречаю кого-то. Так мне кажется, что я ближе к тебе.
Я крепко сжал губы. Никогда еще она не говорила со мной так. Она всегда была застенчива, и ее привязанность проявлялась скорее в жестах или взглядах, чем в словах.
– Я постараюсь приехать к тебе, Пат, – сказал я.
– Правда, Робби?
– Да, может быть в конце января….
Я знал, что это вряд ли будет возможно: в конце февраля надо было снова платить за санаторий. Но я сказал это, чтобы подбодрить ее. Потом я мог бы без особого труда оттягивать свой приезд до того времени, когда она поправится и сама сможет уехать из санатория.
– До свидания, Пат, – сказал я. – Желаю тебе всего хорошего! Будь весела, тогда и мне будет радостно. Будь веселой сегодня.
– Да, Робби, сегодня я счастлива.... "
Как любая женщина говорит по телефону? Молодой человек торопится разговаривать по телефону. Прибегает к автомату, а тот занят девушкой. Благо, он слышит: "Ну ладно, до сви... " "...дания! " восклицает парень и открывает дверь. Но девушка продолжает: "Кстати, в универмаге "Космос" хорошие шарфы продают. Ну ладно, до сви... " "...дания! " опять кричит молодой человек, но эта история повторяется еще несколько раз. Чем закончилась она - врать не буду, не помню.
Андрей Афанасьев
"Ну кЫно, так кЫно... "
Какой мужик!
Какой букет!
Я этот миг ждала сто лет.
Что ты со мной,
Что ты у ног,
Теперь ты мой,
И вдруг звонок.
Звонок! Звонок!
Ах, твой мобильный,
Твой дебильный телефон.
Ах, что он делает,
Любовь мою губя.
Ах, твой мобильный,
Твой дебильный телефон.
Не бросишь трубку ты,
Так брошу я тебя.
Не зря ждала,
Ты по весне
Забыть дела поклялся мне.
Я вся дрожу,
Я так дерзка,
Но я гляжу,
Ты ждешь звонка.
Звонка! Звонка!
Ах, твой мобильный,
Твой дебильный телефон.
Ах, что он делает,
Любовь мою губя.
Ах, твой мобильный,
Твой дебильный телефон.
Не бросишь трубку ты,
Так брошу я тебя.
Жили-были, не тужили,
Вдруг откуда-то взялась
Эта бешеная трубка,
Эта сотовая связь.
- То звонят из Центробанка.
- Этот банк какого ранга?
- То звонят ему со склада.
- Это тоже очень надо.
- То разборка, то реклама.
- Ну, звонят, ну, что за драма?
- Мы, может быть, вдвоем впервые,
- А мне по вкусу деловые.
- А то вообще звонила баба.
- В момент объятия? Не слабо.
- Звонил какой-то вор солидный.
- Так станешь попросту фригидной.
Жили-были, не тужили,
Вдруг откуда-то взялась
Эта бешеная трубка,
Эта сотовая связь.
Ах, твой мобильный,
Твой дебильный телефон.
Ах, что он делает,
Любовь мою губя.
Ах, твой мобильный,
Твой дебильный телефон.
Не бросишь трубку ты,
Так брошу я тебя.

Какой букет!
Я этот миг ждала сто лет.
Что ты со мной,
Что ты у ног,
Теперь ты мой,
И вдруг звонок.
Звонок! Звонок!
Ах, твой мобильный,
Твой дебильный телефон.
Ах, что он делает,
Любовь мою губя.
Ах, твой мобильный,
Твой дебильный телефон.
Не бросишь трубку ты,
Так брошу я тебя.
Не зря ждала,
Ты по весне
Забыть дела поклялся мне.
Я вся дрожу,
Я так дерзка,
Но я гляжу,
Ты ждешь звонка.
Звонка! Звонка!
Ах, твой мобильный,
Твой дебильный телефон.
Ах, что он делает,
Любовь мою губя.
Ах, твой мобильный,
Твой дебильный телефон.
Не бросишь трубку ты,
Так брошу я тебя.
Жили-были, не тужили,
Вдруг откуда-то взялась
Эта бешеная трубка,
Эта сотовая связь.
- То звонят из Центробанка.
- Этот банк какого ранга?
- То звонят ему со склада.
- Это тоже очень надо.
- То разборка, то реклама.
- Ну, звонят, ну, что за драма?
- Мы, может быть, вдвоем впервые,
- А мне по вкусу деловые.
- А то вообще звонила баба.
- В момент объятия? Не слабо.
- Звонил какой-то вор солидный.
- Так станешь попросту фригидной.
Жили-были, не тужили,
Вдруг откуда-то взялась
Эта бешеная трубка,
Эта сотовая связь.
Ах, твой мобильный,
Твой дебильный телефон.
Ах, что он делает,
Любовь мою губя.
Ах, твой мобильный,
Твой дебильный телефон.
Не бросишь трубку ты,
Так брошу я тебя.

Похожие вопросы
- Игра в бисер. Федерико Феллини. Тайное
- Игра в бисер. Федерико Феллини. Игра, в которую стоит играть
- Что дал мировой культуре Федерико Феллини?
- Оберегают ли нас звезды? см. Федерико Феллини.
- Достоевский пишет что лесть - это гарантированный способ соблазнить любую женщину. Шо скажете?
- Римейк по Джульетте... Кто еще был в литературе с этим именем?
- Вопросы по произведению "Ромео и Джульетта",Уильяма Шекспира
- "Ромео и Джульетта" Помогите
- Произведение "Ромео и Джульетта". Ответьте на вопросы, помогите, пожалуйста!
- 1)что ромео говорит о джульетте?2)что волнует джульетту и о чем она мечтает?3) в чем счастье и трагедия влюбленных? 2)чт