Вожди в литер. произведениях?

Родился я в стране России.
В ней мне случилось жить-тужить.
Здесь времена бывали злые
Об этом буду говорить.

Злой рок сопутствует Великой.
История – ее кровавый стон.
В плену народ у власти дикой,
Так уж сложилось испокон.

Губил его известный Рюрик –
Пришелец с северных морей.
Наш первый князь, лихой мазурик,
Был для людишек лиходей.

Князья менялись, как перчатки
И каждый княжил, как умел.
Били друг друга без оглядки –
Так расширяли свой удел.

Народу били зело много,
Ложился мертвым мал и стар.
Знать провинились перед Богом –
Наслал на них он злых татар.

Так триста лет ясак платили,
А плакал здесь опять народ.
Ордынцу руку золотили,
Куда попрешь, коль князь урод.

Но вот на поле Куликовом
Пошла на спад татарья власть.
Пусть хоть немного бестолково,
Пошла у князя Димы масть.

Ивашка Грозный - царь великий,
До измору довел татар
И свой народ, зверюга дикий,
Отправил в царствие "Тар-тар".

Убрались Рюрики со сцены,
Пришла Романовых пора.
И у народа перемены –
Он весь во власти у Петра.

Царь сделал для державы смного
Наукой, пытками, плетьми,
Но провинился перед Богом,
Устлав Санкт-Петербург костьми.

И вот уже великий гений
Восстал за свой родной народ.
Мы все разрушим и изменим
Кричал он в знамый огород.

Поднял в дыбы он Русь святую,
Шел воевать на брата брат,
Но оказалось все впустую.
Великий гений был не хват.

Железный Коба, царь жестокий
Истреблял пачками народ.
Его звериные пороки
Мильоны уложили в гроб.

Хрущев Никита мужик бравый,
Плясал лихого гопачка.
Ну, разве ум у него здравый –
Коммуну строить с кондачка?

Мразматый Брежнев в эйфории
Навесил на себя наград,
Не ведал про дела людские,
Итог – в империи разлад.

Дошел черед до Горбачева
Он наш советский демократ.
Что здесь сказать, да все хреново,
Держава дернулась в распад.

Смотрел на запад добрый Миша,
Слетал разок за океан.
Конечно, там он был услышан
И свой народ был тихо сдан.

А что ему людское горе
Он Нобелевский лауреат.
От Миши власть перешла к Боре,
Тот тоже лютый демократ.

Вкупе с хохлом и белорусом
Он развалил совсем Союз.
Простой народ опять не с плюсом,
Опять народишку конфуз.

Сейчас ребяты-демократы
Ведут Россию-мать куды?
Родной страны своей солдаты.
Ох, не наделали б беды.

Дочь Мотесумы

А. Солженицын В круге первом
...
Из чего рождается эта манера повелевать, эта значительность каждого мелкого движения? Разве не так же точно шевелил пальцами, двигал руками, водил бровями и взглядывал молодой Коба? Но тогда это никого не пугало, никто не извлекал из этих движений их страшного смысла. Лишь после какогото по счёту продырявленного затылка люди стали видеть в самых небольших движениях Вождя — намёк, предупреждение, угрозу, приказ. И заметив это по другим, Сталин начал приглядываться к себе самому, и тоже увидел в своих жестах и взглядах этот угрожающий внутренний смысл — и стал уже сознательно их отрабатывать, отчего они ещё лучше стали получаться и ещё вернее действовать на окружающих.
...

Фенимор Купер Следопыт, Последний из могикан

Фазиль Искандер.
Сандро из Чегема

"...И вот коронный, свадебный танец. Наступает долгожданный миг. Внезапно вскрикнув, Пата Патарая разлетается и, еще в прыжке подогнув ноги, шлепается на колени и, раскинув руки, скользит и замирает у ног товарища Сталина.
Для гостей это случилось так неожиданно, что некоторые, особенно те, что сидели далеко, вскочили на ноги, не понимая, что случилось. Берия вскочил раньше всех и, сверкнув стеклами пенсне, воинственно замер над столом.
Но не было злого умысла, и товарищ Сталин улыбнулся. И в тот же миг грянул шквал рукоплесканий, а Пата Патарая, словно подброшенный этим шквалом, разогнулся и влетел в круг танцующих.
Теперь была очередь за дядей Сандро. Уловив необходимое ему музыкальное мгновенье, он гикнул и, выскочив из-за спин хлопающих в ладони, повторил знаменитый номер Паты Патарая, но остановился гораздо ближе, у самых ног товарища Сталина. Дядя Сандро провел глаза от хорошо начищенных сверкающих сапог вождя к его лицу и поразился сходству маслянистого блеска сапог с лучезарным маслянистым блеском его темных глаз.
Снова рукоплескания.
– Они состязаются! – крикнул Лакоба Сталину, стараясь перекричать шум и собственную глухоту. Сталин кивнул головой и улыбнулся в знак одобрения.
И снова Пата Патарая, вскрикнув как ужаленный, шмякается на колени, скользит и, раскинув руки, замирает у самых ног товарища Сталина в позе дерзновенной преданности.
– Чересчур, – покачал головой Берия.
– А по-моему, здорово! – воскликнул Калинин, всматриваясь из-за плеча товарища Сталина.
Шквал рукоплесканий, и Пата Патарая пятится в вихрь танцующих. То, что ему удалось остановиться примерно на расстоянии ладони от ног вождя, почти предрешало его победу.
Но не таков чегемец, чтобы сдаваться без боя! Сейчас должна решиться судьба лучшего танцора, и он кое-что приберег на этот случай. Зорко всматриваясь в пространство от ноги товарища Сталина до того места, где он стоял, стараясь почувствовать миг, когда Сталин и Лакоба не будут менять позы, он движением рыцаря, прикрывающего лицо забралом, сдернул башлык на глаза, гикнул по-чегемски и ринулся в сторону товарища Сталина.
Этого даже танцоры не ожидали. Хор внезапно перестал бить в ладони, и все танцоры, за исключением одного танцевавшего с противоположного края, остановились. Бесплодно простучав несколько раз, ноги танцора испуганно притихли.
И в этой тишине, с лицом, прикрытым башлыком, с распахнутыми руками, дядя Сандро стремительно прошуршал на коленях танцевальное пространство и замер у ног товарища Сталина.
Сталин от неожиданности нахмурился. Он даже слегка взмахнул сжатой в кулак трубкой, но сама поза дяди Сандро, выражающая дерзостную преданность, и эта трогательная беззащитность раскинутых рук и слепота гордо закинутой головы и в то же время тайное упрямство во всей фигуре, как бы внушающее вождю, мол, не встану, пока не благословишь, заставили его улыбнуться.
В самом деле, положив трубку на стол и продолжая улыбаться, он с выражением маскарадного любопытства стал развязывать башлык на его голове.
И когда повязка башлыка соскользнула с лица дяди Сандро и все увидели это лицо, как бы озаренное благословением вождя, раздался ураган неслыханных рукоплесканий, а секретари райкомов Западной Грузии еще более удивленно приподняли брови, хотя казалось до этого, что и приподымать их дальше некуда.... "

Народные вожди (В. Брюсов)
Народные вожди! вы — вал, взметенный бурей
И ветром поднятый победно в вышину.
Вкруг — неумолчный рев, крик разъяренных фурий,
Шум яростной волны, сшибающей волну;

Вкруг — гибель кораблей: изломанные снасти,
Обломки мачт и рей, скарб жалкий, и везде
Мельканье чьих-то тел — у темных сил во власти,
Носимых горестно на досках по воде!

И видят, в грозный миг, глотая соль, матросы,
Как вал, велик и горд, проходит мимо них,
Чтоб грудью поднятой ударить об утесы
И дальше путь пробить для вольных волн морских!

За ним громады волн стремятся, и покорно
Они идут, куда их вал зовёт идти:
То губят вместе с ним под твердью грозно-черной,
То вместе с ним творят грядущему пути.

Но, морем поднятый, вал только морем властен,
Он волнами влеком, как волны он влечёт —
Так ты, народный вождь, и силён и прекрасен,
Пока, как гребень волн, несёт тебя — народ!

Вождь краснокожих-О. Генри
Белый вождь-Т. Майн Рид
Понтиак, вождь оттавов - Эдвард Эллис
Последняя битва дакотов - Шклярский Альфред
Этногенез и биосфера Земли-Л. Н. Гумилёв
Нашествие монголов -Василий Ян (Чингисхан)
Семь вождей-Дм. Волкогонов

БОРИС ПАСТЕРНАК
(1890-1960)

ИЗ ПОЭМЫ «ВЫСОКАЯ БОЛЕЗНЬ»

Чем мне закончить мой отрывок?
Я помню, говорок его
Пронзил мне искрами загривок,
Как шорох молньи шаровой.
Все встали с мест, глазами втуне
Обшаривая крайний стол,
Как вдруг он вырос на трибуне,
И вырос раньше, чем вошел.
Он проскользнул неуследимо
Сквозь строй препятствий и подмог,
Как этот, в комнату без дыма
Грозы влетающий комок.

Тогда раздался гул оваций,
Как облегченье, как разряд
Ядра, не властного не рваться
В кольце поддержек и преград.
И он заговорил. Мы помним
И памятники павшим чтим.
Но я о мимолетном.
Что в нем В тот миг связалось с ним одним?

Он был как выпад на рапире.
Гонясь за высказанным вслед,
Он гнул свое, пиджак топыря
И пяля передки штиблет.
Слова могли быть о мазуте,
Но корпуса его изгиб
Дышал полетом голой сути,
Прорвавшей глупый слой лузги.
И эта голая картавость
Отчитывалась вслух во всем,
Что кровью былей начерталось:
Он был их звуковым лицом.

Когда он обращался к фактам,
То знал, что, полоща им рот
Его голосовым экстрактом,
Сквозь них история орет.
И вот хоть и без панибратства,
Но и вольней, чем перед кем,
Всегда готовый к ней придраться,
Лишь с ней он был накоротке.
Столетий завистью завистлив,
Ревнив их ревностью одной,
Он управлял теченьем мыслей
И только потому — страной.

Я думал о происхожденье
Века связующих тягот.
Предвестьем льгот приходит гений
И гнетом мстит за свой уход.

1923—1928

Салават Юлаев

"Оцеола, вождь семинолов",Майн Рид.

Давно повелось по людскому суду:
Лишь тот виноват, кто у всех на виду.
Вот, царь Николай был один виноват,
Что немцы продвинулись под Петроград?

И Сталин один был во всём виноват,
Что падал на дзот безоружный солдат.
Хрущов с кукурузой не так был неправ:
Гораздо полезней она вместо трав.

А как Горбачёва друзья подставляли :
На юге под ноль виноградник срубали.

За всем уследить ведь возможности нет,
Чтоб мэр городка не профукал бюджет.
Лишь Бог вездесущ, он, увы, далеко.
А людям искать виноватых легко.

Ровно в назначенный час подъезжает на велосипеде мальчишка-подросток, находит картонную коробку под столбом, засовывает в нее сложенную бумажку и укатывает обратно в город.
Я подождал еще час, пока не уверился, что подвоха тут нет. Слез с дерева, достал записку из коробки, прокрался вдоль изгороди до самого леса и через полчаса был уже в пещере. Там я вскрыл записку, подсел поближе к фонарю и прочел ее Биллу. Она была написана чернилами, очень неразборчиво, и самая суть ее заключалась в следующем:
«Двум злодеям.
Джентльмены, с сегодняшней почтой я получил ваше письмо насчет выкупа, который вы просите за то, чтобы вернуть мне сына. Думаю, что вы запрашиваете лишнее, а потому делаю вам со своей стороны контрпредложение и полагаю, что вы его примете. Вы приводите Джонни домой и платите мне двести пятьдесят долларов наличными, а я соглашаюсь взять его у вас с рук долой. Лучше приходите ночью, а то соседи думают, что он пропал без вести, и я не отвечаю за то, что они сделают с человеком, который приведет Джонни домой.
С совершенным почтением
Эбенезер Дорсет».
– Великие пираты! – говорю я. – Да ведь этакой наглости…
Но тут я взглянул на Билла и замолчал. У него в глазах я заметил такое умоляющее выражение, какого не видел прежде ни у бессловесных, ни у говорящих животных.
– Сэм, – говорит он, – что такое двести пятьдесят долларов, в конце концов? Деньги у нас есть. Еще одна ночь с этим мальчишкой – и придется меня свезти в сумасшедший дом. Кроме того, что мистер Дорсет настоящий джентльмен, он, по-моему, еще и расточитель, если делает нам такое великодушное предложение. Ведь ты не собираешься упускать такой случай, а?
– Сказать тебе по правде, Билл, – говорю я, – это сокровище что-то и мне действует на нервы! Мы отвезем его домой, заплатим выкуп и смоемся куда-нибудь подальше.
В ту же ночь мы отвезли мальчишку домой. Мы его уговорили: наплели, будто бы отец купил ему винтовку с серебряной насечкой и мокасины и будто бы завтра мы с ним поедем охотиться на медведя.
Было ровно двенадцать часов ночи, когда мы постучались в парадную дверь Эбенезера. Как раз в ту самую минуту, когда я должен был извлекать полторы тысячи долларов из коробки под деревом, Билл отсчитывал двести пятьдесят долларов в руку Дорсету.
Как только мальчишка обнаружил, что мы собираемся оставить его дома, он поднял вой не хуже пароходной сирены и вцепился в ногу Билла, словно пиявка. Отец отдирал его от ноги, как липкий пластырь.
– Сколько времени вы сможете его держать? – спрашивает Билл.
– Силы у меня уже не те, что прежде, – говорит старик Дорсет, – но думаю, что за десять минут могу вам ручаться.
– Этого довольно, – говорит Билл. – За десять минут я пересеку центральные, южные и среднезападные штаты и свободно успею добежать до канадской границы.
Хотя ночь была очень темная, Билл очень толст, а я умел очень быстро бегать, я нагнал его только в полутора милях от города.
О'Генри "Вождь краснокожих"

Емельян Пугачёв.