СРОЧНО! Создать текст (в форме дневниковой записи) стилистически пародирующий особенности сентиментального произведения.

Не знаю, право, как и начать исповедь сию, коя невысказанностью своею переполняет мне сердце... Милые страницы, как много сердечных вздохов вашей Татьяны вы видели, как много-много росчерком пера вы заполнены были до сих пор, но озарялись вы улыбкой милой деревенской простоты, коей привержена ваша Татьяна с детских лет и поменять которую не желала бы во веки вечные ни на что иное, даже на блеск и важность Санкт-Петербурга иль порфироносной Москвы-матушки... И... ах, право, как покойно жилось в нашей прелестной деревне, с её чудной природою и простотой нравов сельских, с её русским идиллическим пейзажем, воспетым многими известнейшими живописцами российскими, с её добродушными пейзанами и пейзанками, кои составляют соль и основу земли и державы нашей, поскольку зиждется благополучие империи именно на них, возделывающих землю и кормящих всех от щедрот её...Но я отвлеклась, а хотелось поведать мне о соседе нашем, коего другой же сосед, милейший и любезнейший Вольдемар (но, впрочем, уместнее назвать его так, как в отечестве назван он был матушкой и батюшкой своими - Владимир!) Ленский привез к нам намедни и представил родителям нашим. Ах, Боже мой... Как вспыхнули щеки мои, когда я узрела впервые взгляд Евгения, направленный на меня, смущенно вошедшую в распахнутые передо мною дворецким нашим двери... В гостиной было полно народа, но взгляд этот я почувствовала, едва нога моя коснулась порога гостиной, столь огненным показался он мне... Право, не помню, как все далее было... как представлялся Онегин... о чем были дальнейшие речи... как и чем далее заполнялся вечер, вплоть до ужина и после него.... как разъезжались гости наши и как провожали мы их с папенькой и маменькою и Оленькой, стоя у выхода из залы, в коей устроены после ужина были танцы... Одно я знаю наверняка: сердце мое отдано... и отдано навек человеку, достоинства коего не могли быть более полны, чем они уже есть... Ах... Я влюблена, странички, милые... И знаю, что Евгений - судьба моя! Свеча догорает... и потому продолжение напишу я завтра, а потому сейчас осторожно присыплю свежие строчки тончайшим песком ...отложу перо... задую свечу... и погружусь в мир грез, надеясь, что скоро, возможно, они станут жизнию моею... Спокойной ночи и до встречи, чудесные страницы, милые мои подружки и исповедальницы... Всегда и навеки ваша Татьяна Л.

О жизнь, ты миг, но миг прекрасный, мне невозвратный, дорогой;
Равно счастливый и несчастный расстаться не хотят с тобой.

Ты миг, но данный нам от Бога не для того, чтобы роптать
На свой удел, свою дорогу и дар бесценный проклинать.

Но чтобы жизнью наслаждаться, но чтобы ею дорожить,
Перед судьбой не преклоняться, молиться, веровать, любить.

А. Апухтин. 1853 г.

3$

Пятница, Октября 7-го дня 2016 года от Рождества Христова

Любезный дневник, ты единственная отрада моего сердца. С каким трепетом ждала я сей вечерней минуты, чтобы открыть наконец-то твои листы и поведать о треволнениях моего чувствительного сердца! Сколь горестна участь возвышенной души, не имеющей сердечного друга и наперсника, дабы излить ему свои сокровенные тайны и упования!
Лишь твои страницы, увы, запятнанные горючими слезами, суть единственные свидетели и поверенные моих переживаний.
Ах, признаюсь ли? Ныне случилось событие, которое я в сердце своем немедленно нарекла судьбоносным и значительным. Ранним утром, погружась в думы, шествовала я в свой коровник, поспешая к своим милым питомицам: Буренке, Милке, Чернушке, Рябинке, Белянке, Зорьке, Светлянке, Забаве, Ласке, Душеньке, Пеструшке, Пышке, Краснушке, Майке, Бусинке, Груне, Дымке, Незабудке, Отраде и к любимице своей Забодайке. Утро было дивное, воздух упоительно свеж, под калошами похрустывали скованные первыми осенними заморозками лужи. Новые впечатления и чувства теснились в моей груди от вида знакомых пейзажей, преображенных волшебством осенней поры.
"О мать-Природа!.." - помыслила я. И тут, в рассеянии задумчивых мечтаний, я уронила доильный аппарат да еще и наступила на него! О вселенская катастрофа! С какой укоризною обратятся на меня взоры моих милых подопечных! Каким горестным мычанием огласятся стены коровника! Как могла я быть столь небрежна, столь беспечна!
Когда со стесненным сердцем переступила я порог коровника, проливая слезы бесполезного раскаяния, первое лицо, увиденное мною, было лицо нашего агронома, Федора Лаврентьевича. С каким участием выслушал он мою историю, перемежая ее иногда своими выразительными сочувственными междометиями! Какое плохо скрываемое сострадание светилось на его благородном лице! Как быстро он исправил поломку и возвратил мне аппарат с надлежащим напутствием!
Поистине чувствительное сердце, кладезь бесценных добродетелей таится в его груди!
Ах! Смею ли помыслить... Но мнится мне, что не одна лишь жалость, не просто сочувствие двигали им...
Померещилось мне, что некое сродство душ завязалось благодаря утреннему приключению. Остаток дня я провела словно в тумане, душою воспаряя к выспренним предметам и совершенно не замечая предметов низменных, следствием чего оказались перевертываемые с грохотом ведра и пролитое молоко. Но что сие означает сравнительно с восхитительным утренним событием!
Быть может, само Провидение указало своим перстом мою будущую судьбу? Ах, ах!

анна каренина - самка, автора не помню

см. страдания Юного Вертера

эээ

Пятница, Октября 7-го дня 2016 года от Рождества Христова

Любезный дневник, ты единственная отрада моего сердца. С каким трепетом ждала я сей вечерней минуты, чтобы открыть наконец-то твои листы и поведать о треволнениях моего чувствительного сердца! Сколь горестна участь возвышенной души, не имеющей сердечного друга и наперсника, дабы излить ему свои сокровенные тайны и упования!
Лишь твои страницы, увы, запятнанные горючими слезами, суть единственные свидетели и поверенные моих переживаний.
Ах, признаюсь ли? Ныне случилось событие, которое я в сердце своем немедленно нарекла судьбоносным и значительным. Ранним утром, погружась в думы, шествовала я в свой коровник, поспешая к своим милым питомицам: Буренке, Милке, Чернушке, Рябинке, Белянке, Зорьке, Светлянке, Забаве, Ласке, Душеньке, Пеструшке, Пышке, Краснушке, Майке, Бусинке, Груне, Дымке, Незабудке, Отраде и к любимице своей Забодайке. Утро было дивное, воздух упоительно свеж, под калошами похрустывали скованные первыми осенними заморозками лужи. Новые впечатления и чувства теснились в моей груди от вида знакомых пейзажей, преображенных волшебством осенней поры.
"О мать-Природа!.." - помыслила я. И тут, в рассеянии задумчивых мечтаний, я уронила доильный аппарат да еще и наступила на него! О вселенская катастрофа! С какой укоризною обратятся на меня взоры моих милых подопечных! Каким горестным мычанием огласятся стены коровника! Как могла я быть столь небрежна, столь беспечна!
Когда со стесненным сердцем переступила я порог коровника, проливая слезы бесполезного раскаяния, первое лицо, увиденное мною, было лицо нашего агронома, Федора Лаврентьевича. С каким участием выслушал он мою историю, перемежая ее иногда своими выразительными сочувственными междометиями! Какое плохо скрываемое сострадание светилось на его благородном лице! Как быстро он исправил поломку и возвратил мне аппарат с надлежащим напутствием!
Поистине чувствительное сердце, кладезь бесценных добродетелей таится в его груди!
Ах! Смею ли помыслить... Но мнится мне, что не одна лишь жалость, не просто сочувствие двигали им...
Померещилось мне, что некое сродство душ завязалось благодаря утреннему приключению. Остаток дня я провела словно в тумане, душою воспаряя к выспренним предметам и совершенно не замечая предметов низменных, следствием чего оказались перевертываемые с грохотом ведра и пролитое молоко. Но что сие означает сравнительно с восхитительным утренним событием!
Быть может, само Провидение указало своим перстом мою будущую судьбу? Ах, ах!

Не знаю, право, как и начать исповедь сию, коя невысказанностью своею переполняет мне сердце... Милые страницы, как много сердечных вздохов вашей Татьяны вы видели, как много-много росчерком пера вы заполнены были до сих пор, но озарялись вы улыбкой милой деревенской простоты, коей привержена ваша Татьяна с детских лет и поменять которую не желала бы во веки вечные ни на что иное, даже на блеск и важность Санкт-Петербурга иль порфироносной Москвы-матушки... И... ах, право, как покойно жилось в нашей прелестной деревне, с её чудной природою и простотой нравов сельских, с её русским идиллическим пейзажем, воспетым многими известнейшими живописцами российскими, с её добродушными пейзанами и пейзанками, кои составляют соль и основу земли и державы нашей, поскольку зиждется благополучие империи именно на них, возделывающих землю и кормящих всех от щедрот её...Но я отвлеклась, а хотелось поведать мне о соседе нашем, коего другой же сосед, милейший и любезнейший Вольдемар (но, впрочем, уместнее назвать его так, как в отечестве назван он был матушкой и батюшкой своими - Владимир!) Ленский привез к нам намедни и представил родителям нашим. Ах, Боже мой... Как вспыхнули щеки мои, когда я узрела впервые взгляд Евгения, направленный на меня, смущенно вошедшую в распахнутые пере

Пятница, Октября 7-го дня 2016 года от Рождества Христова

Любезный дневник, ты единственная отрада моего сердца. С каким трепетом ждала я сей вечерней минуты, чтобы открыть наконец-то твои листы и поведать о треволнениях моего чувствительного сердца! Сколь горестна участь возвышенной души, не имеющей сердечного друга и наперсника, дабы излить ему свои сокровенные тайны и упования!
Лишь твои страницы, увы, запятнанные горючими слезами, суть единственные свидетели и поверенные моих переживаний.
Ах, признаюсь ли? Ныне случилось событие, которое я в сердце своем немедленно нарекла судьбоносным и значительным. Ранним утром, погружась в думы, шествовала я в свой коровник, поспешая к своим милым питомицам: Буренке, Милке, Чернушке, Рябинке, Белянке, Зорьке, Светлянке, Забаве, Ласке, Душеньке, Пеструшке, Пышке, Краснушке, Майке, Бусинке, Груне, Дымке, Незабудке, Отраде и к любимице своей Забодайке. Утро было дивное, воздух упоительно свеж, под калошами похрустывали скованные первыми осенними заморозками лужи. Новые впечатления и чувства теснились в моей груди от вида знакомых пейзажей, преображенных волшебством осенней поры.
"О мать-Природа!.." - помыслила я. И тут, в рассеянии задумчивых мечтаний, я уронила доильный аппарат да еще и наступила на него! О вселенская катастрофа! С какой укоризною обратятся на меня взоры моих милых подопечных! Каким горестным мычанием огласятся стены коровника! Как могла я быть столь небрежна, столь беспечна!
Когда со стесненным сердцем переступила я порог коровника, проливая слезы бесполезного раскаяния, первое лицо, увиденное мною, было лицо нашего агронома, Федора Лаврентьевича. С каким участием выслушал он мою историю, перемежая ее иногда своими выразительными сочувственными междометиями! Какое плохо скрываемое сострадание светилось на его благородном лице! Как быстро он исправил поломку и возвратил мне аппарат с надлежащим напутствием!
Поистине чувствительное сердце, кладезь бесценных добродетелей таится в его груди!
Ах! Смею ли помыслить... Но мнится мне, что не одна лишь жалость, не просто сочувствие двигали им...
Померещилось мне, что некое сродство душ завязалось благодаря утреннему приключению. Остаток дня я провела словно в тумане, душою воспаряя к выспренним предметам и совершенно не замечая предметов низменных, следствием чего оказались перевертываемые с грохотом ведра и пролитое молоко. Но что сие означает сравнительно с восхитительным утренним событием!
Быть может, само Провидение указало своим перстом мою будущую судьбу? Ах, ах!

Пятница, Октября 7-го дня 2016 года от Рождества Христова

Любезный дневник, ты единственная отрада моего сердца. С каким трепетом ждала я сей вечерней минуты, чтобы открыть наконец-то твои листы и поведать о треволнениях моего чувствительного сердца! Сколь горестна участь возвышенной души, не имеющей сердечного друга и наперсника, дабы излить ему свои сокровенные тайны и упования!
Лишь твои страницы, увы, запятнанные горючими слезами, суть единственные свидетели и поверенные моих переживаний.
Ах, признаюсь ли? Ныне случилось событие, которое я в сердце своем немедленно нарекла судьбоносным и значительным. Ранним утром, погружась в думы, шествовала я в свой коровник, поспешая к своим милым питомицам: Буренке, Милке, Чернушке, Рябинке, Белянке, Зорьке, Светлянке, Забаве, Ласке, Душеньке, Пеструшке, Пышке, Краснушке, Майке, Бусинке, Груне, Дымке, Незабудке, Отраде и к любимице своей Забодайке. Утро было дивное, воздух упоительно свеж, под калошами похрустывали скованные первыми осенними заморозками лужи. Новые впечатления и чувства теснились в моей груди от вида знакомых пейзажей, преображенных волшебством осенней поры.
"О мать-Природа!.." - помыслила я. И тут, в рассеянии задумчивых мечтаний, я уронила доильный аппарат да еще и наступила на него! О вселенская катастрофа! С какой укоризною обратятся на меня взоры моих милых подопечных! Каким горестным мычанием огласятся стены коровника! Как могла я быть столь небрежна, столь беспечна!
Когда со стесненным сердцем переступила я порог коровника, проливая слезы бесполезного раскаяния, первое лицо, увиденное мною, было лицо нашего агронома, Федора Лаврентьевича. С каким участием выслушал он мою историю, перемежая ее иногда своими выразительными сочувственными междометиями! Какое плохо скрываемое сострадание светилось на его благородном лице! Как быстро он исправил поломку и возвратил мне аппарат с надлежащим напутствием!
Поистине чувствительное сердце, кладезь бесценных добродетелей таится в его груди!
Ах! Смею ли помыслить... Но мнится мне, что не одна лишь жалость, не просто сочувствие двигали им...
Померещилось мне, что некое сродство душ завязалось благодаря утреннему приключению. Остаток дня я провела словно в тумане, душою воспаряя к выспренним предметам и совершенно не замечая предметов низменных, следствием чего оказались перевертываемые с грохотом ведра и пролитое молоко. Но что сие означает сравнительно с восхитительным утренним событием!
Быть может, само Провидение указало своим перстом мою будущую судьбу? Ах, ах!

й вечерней минуты, чтобы открыть наконец-то твои листы и поведать о треволнениях моего чувствительного сердца! Сколь горестна участь возвышенной души, не имеющей сердечного друга и наперсника, дабы излить ему свои сокровенные тайны и упования!
Лишь твои страницы, увы, запятнанные горючими слезами, суть единственные свидетели и поверенные моих переживаний.
Ах, признаюсь ли? Ныне случилось событие, которое я в сердце своем немедленно нарекла судьбоносным и значительным. Ранним утром, погружась в думы, шествовала я в свой коровник, поспешая к своим милым питомицам: Буренке, Милке, Чернушке, Рябинке, Белянке, Зорьке, Светлянке, Забаве, Ласке, Душеньке, Пеструшке, Пышке, Краснушке, Майке, Бусинке, Груне, Дымке, Незабудке, Отраде и к любимице своей Забодайке. Утро было дивное, воздух упоительно свеж, под калошами похрустывали скованные первыми осенними заморозками лужи. Новые впечатления и чувства теснились в моей груди от вида знакомых пейзажей, преображенных волшебством осенней поры.
"О мать-Природа!.." - помыслила я. И тут, в рассеянии задумчивых мечтаний, я уронила доильный аппарат да еще и наступила на него! О вселенская катастрофа! С какой укоризною обратятся на меня взоры моих милых подопечных! Каким горестным мычанием огласятся стены коровника! Как могла я быть столь небрежна, столь беспечна!
Когда со стесненным сердцем переступила я порог коровника, проливая слезы бесполезного раскаяния, первое лицо, увиденное мною, было лицо нашего агронома, Федора Лаврентьевича. С каким участием выслушал он мою историю, перемежая ее иногда своими выразительными сочувственными междометиями! Какое плохо скрываемое сострадание светилось на его благородном лице! Как быстро он исправил поломку и возвратил мне аппарат с надлежащим напутствием!
Поистине чувствительное сердце, кладезь бесценных добродетелей таится в его груди!
Ах! Смею ли помыслить... Но мнится мне, что не одна лишь жалость, не просто сочувствие двигали им...
Померещилось мне, что некое сродство душ завязалось благодаря утреннему приключению. Остаток дня я провела словно в тумане, душою воспаряя к выспренним предметам и совершенно не замечая предметов низменных, следствием чего оказались перевертываемые с грохотом ведра и пролитое молоко. Но что сие означает сравнительно с восхитительным утренним событием!
Быть может, само Провидение указало своим перстом мою будущую судьб

Любезный дневник, ты единственная отрада моего сердца. С каким трепетом ждала я сей вечерней минуты, чтобы открыть наконец-то твои листы и поведать о треволнениях моего чувствительного сердца! Сколь горестна участь возвышенной души, не имеющей сердечного друга и наперсника, дабы излить ему свои сокровенные тайны и упования!
Лишь твои страницы, увы, запятнанные горючими слезами, суть единственные свидетели и поверенные моих переживаний.
Ах, признаюсь ли? Ныне случилось событие, которое я в сердце своем немедленно нарекла судьбоносным и значительным. Ранним утром, погружась в думы, шествовала я в свой коровник, поспешая к своим милым питомицам: Буренке, Милке, Чернушке, Рябинке, Белянке, Зорьке, Светлянке, Забаве, Ласке, Душеньке, Пеструшке, Пышке, Краснушке, Майке, Бусинке, Груне, Дымке, Незабудке, Отраде и к любимице своей Забодайке. Утро было дивное, воздух упоительно свеж, под калошами похрустывали скованные первыми осенними заморозками лужи. Новые впечатления и чувства теснились в моей груди от вида знакомых пейзажей, преображенных волшебством осенней поры.
"О мать-Природа!.." - помыслила я. И тут, в рассеянии задумчивых мечтаний, я уронила доильный аппарат да еще и наступила на него! О вселенская катастрофа! С какой укоризною обратятся на меня взоры моих милых подопечных! Каким горестным мычанием огласятся стены коровника! Как могла я быть столь небрежна, столь беспечна!
Когда со стесненным сердцем переступила я порог коровника, проливая слезы бесполезного раскаяния, первое лицо, увиденное мною, было лицо нашего агронома, Федора Лаврентьевича. С каким участием выслушал он мою историю, перемежая ее иногда своими выразительными сочувственными междометиями! Какое плохо скрываемое сострадание светилось на его благородном лице! Как быстро он исправил поломку и возвратил мне аппарат с надлежащим напутствием!
Поистине чувствительное сердце, кладезь бесценных добродетелей таится в его груди!
Ах! Смею ли помыслить... Но мнится мне, что не одна лишь жалость, не просто сочувствие двигали им...
Померещилось мне, что некое сродство душ завязалось благодаря утреннему приключению. Остаток дня я провела словно в тумане, душою воспаряя к выспренним предметам и совершенно не замечая предметов низменных, следствием чего оказались перевертываемые с грохотом ведра и пролитое молоко. Но что сие означает сравнительно с восхитительным утренним событием!
Быть может, само Провидение указало своим перстом мою будущую судьбу? Ах, ах!

djf

Любезный дневник, ты единственная отрада моего сердца. С каким трепетом ждала я сей вечерней минуты, чтобы открыть наконец-то твои листы и поведать о треволнениях моего чувствительного сердца! Сколь горестна участь возвышенной души, не имеющей сердечного друга и наперсника, дабы излить ему свои сокровенные тайны и упования!
Лишь твои страницы, увы, запятнанные горючими слезами, суть единственные свидетели и поверенные моих переживаний.
Ах, признаюсь ли? Ныне случилось событие, которое я в сердце своем немедленно нарекла судьбоносным и значительным. Ранним утром, погружась в думы, шествовала я в свой коровник, поспешая к своим милым питомицам: Буренке, Милке, Чернушке, Рябинке, Белянке, Зорьке, Светлянке, Забаве, Ласке, Душеньке, Пеструшке, Пышке, Краснушке, Майке, Бусинке, Груне, Дымке, Незабудке, Отраде и к любимице своей Забодайке. Утро было дивное, воздух упоительно свеж, под калошами похрустывали скованные первыми осенними заморозками лужи. Новые впечатления и чувства теснились в моей груди от вида знакомых пейзажей, преображенных волшебством осенней поры.
"О мать-Природа!.." - помыслила я. И тут, в рассеянии задумчивых мечтаний, я уронила доильный аппарат да еще и наступила на него! О вселенская катастрофа! С какой укоризною обратятся на меня взоры моих милых подопечных! Каким горестным мычанием огласятся стены коровника! Как могла я быть столь небрежна, столь беспечна!
Когда со стесненным сердцем переступила я порог коровника, проливая слезы бесполезного раскаяния, первое лицо, увиденное мною, было лицо нашего агронома, Федора Лаврентьевича. С каким участием выслушал он мою историю, перемежая ее иногда своими выразительными сочувственными междометиями! Какое плохо скрываемое сострадание светилось на его благородном лице! Как быстро он исправил поломку и возвратил мне аппарат с надлежащим напутствием!
Поистине чувствительное сердце, кладезь бесценных добродетелей таится в его груди!
Ах! Смею ли помыслить... Но мнится мне, что не одна лишь жалость, не просто сочувствие двигали им...
Померещилось мне, что некое сродство душ завязалось благодаря утреннему приключению. Остаток дня я провела словно в тумане, душою воспаряя к выспренним предметам и совершенно не замечая предметов низменных, следствием чего оказались перевертываемые с грохотом ведра и пролитое молоко. Но что сие означает сравнительно с восхитительным утренним событием!
Быть может, само Провидение указало своим перстом мою будущую судьбу? Ах, ах!

Не знаю, право, как и начать исповедь сию, коя невысказанностью своею переполняет мне сердце... Милые страницы, как много сердечных вздохов вашей Татьяны вы видели, как много-много росчерком пера вы заполнены были до сих пор, но озарялись вы улыбкой милой деревенской простоты, коей привержена ваша Татьяна с детских лет и поменять которую не желала бы во веки вечные ни на что иное, даже на блеск и важность Санкт-Петербурга иль порфироносной Москвы-матушки... И... ах, право, как покойно жилось в нашей прелестной деревне, с её чудной природою и простотой нравов сельских, с её русским идиллическим пейзажем, воспетым многими известнейшими живописцами российскими, с её добродушными пейзанами и пейзанками, кои составляют соль и основу земли и державы нашей, поскольку зиждется благополучие империи именно на них, возделывающих землю и кормящих всех от щедрот её...Но я отвлеклась, а хотелось поведать мне о соседе нашем, коего другой же сосед, милейший и любезнейший Вольдемар (но, впрочем, уместнее назвать его так, как в отечестве назван он был матушкой и батюшкой своими - Владимир!) Ленский привез к нам намедни и представил родителям нашим. Ах, Боже мой... Как вспыхнули щеки мои, когда я узрела впервые взгляд Евгения, направленный на меня, смущенно вошедшую в распахнутые пере

эээ

о божеиногда своими выразительными сочувственными междометиями! Какое плохо скрываемое сострадание светилось на его благородном лице! Как быстро он исправил поломку и возвратил мне аппарат с надлежащим напутствием!
Поистине чувствительное сердце, кладезь бесценных добродетелей таится в его груди!
Ах! Смею ли помыслить... Но мнится мне, что не одна лишь жалость, не просто сочувствие двигали им...
Померещилось мне, что некое сродство душ завязалось благодаря утреннему приключению. Остаток дня я провела словно в тумане, душою воспаряя к выспренним предметам и совершенно не замечая предметов низменных, следствием чего оказались перевертываемые с грохотом ведра и пролитое молоко. Но что сие означает сравнительно с восхитительным утренним событием!
Быть может, само Провидение указало своим перстом мою будущую судьбу? Ах, ах!

да

эээ

Виктор Баныкин "Письма Лены"