Произведение русской классики

Николай Михайлович Карамзин, "Наталья, боярская дочь".
"Наталья по своему обыкновению пошла однажды к обедне. Помолившись с усердием, она не нарочно обратила глаза свои к левому крылосу – и что же увидела? Прекрасный молодой человек, в голубом кафтане с золотыми пуговицами, стоял там, как царь среди всех прочих людей, и блестящий проницательный взор его встретился с ее взором, Наталья в одну секунду вся закраснелась, и сердце ее, затрепетав сильно, сказало ей: "Вот он!.." Она потупила глаза свои, но ненадолго; снова взглянула на красавца, снова запылала в лице своем и снова затрепетала в своем сердце".
"В нынешнюю ночь, когда зайдет месяц, – в то время, как поют первые петухи, – я приеду в санях к вашим воротам, ты должна ко мне выйти и ехать со мною; вот чего от тебя требую!" – "Ехать? В нынешнюю ночь? Куда?" – «Сперва в церковь, где мы обвенчаемся, а потом туда, где я живу". – "Как? Без ведома отца моего? Без его благословения?" – "Без его ведома, без его благословения, или я погиб!" – "Боже мой!.. Сердце у меня замерло. Уехать тихонько из дому родительского? Что же будет с батюшкою? Он умрет с горя, и на душе моей останется страшный грех. Милый друг! Для чего нам не броситься к ногам его? Он полюбит тебя, благословит и сам отпустит нас в церковь". – "Мы бросимся к ногам его, но через некоторое время. Теперь он не может согласиться на брак наш. Самая жизнь моя будет в опасности, когда меня узнают".
Кафтан был голубой, а свидание, действительно, организовала няня))

Простите, "даже стал ходить из-за неё" - тут что делать? Смеяться или плакать? Может, это Пушкин был? У него была с детства няня, может, это он из-за нее стал ходить?

«Хозяйка»

Достоевский Ф. М.

Она стояла на коленях у самого входа между толпой молившихся. Ордынов протеснился сквозь густую массу нищих, старух в лохмотьях, больных и калек, ожидавших у церковных дверей милостыни, и стал на колени возле незнакомки. Одежда его касалась её одежды, и он слышал порывистое дыхание, вылетавшее из её уст, шептавших горячую молитву. Черты лица её по-прежнему были потрясены чувством беспредельной набожности, и слёзы опять катились и сохли на горячих щеках её, как будто омывая какое-нибудь страшное преступление. В том месте, где стояли они оба, было совершенно темно, и только по временам тусклое пламя лампады, колеблемое ветром, врывавшимся через отворенное узкое стекло окна, озаряло трепетным блеском лицо её, которого каждая черта врезалась в память юноши, мутила зрение его и глухою, нестерпимою болью надрывала его сердце.

http://ilibrary.ru/text/21/p.1/index.html

Это Чехов, только не помню в каком рассказе