Что вспомнил сразу:
Незнакомец немедленно вытащил из кармана портсигар и предложил его Бездомному:
– «Наша марка».
И редактора и поэта не столько поразило то, что нашлась в портсигаре именно «Наша марка», сколько сам портсигар. Он был громадных размеров, червонного золота, и на крышке его при открывании сверкнул синим и белым огнем бриллиантовый треугольник...
----------------
Он был худощав и вместе с тем крепко сбит, в хорошо пригнанном черном костюме, похожем на дорожное платье – столько на нем было разных вытачек, карманов, пряжек, пуговиц и сзади хлястик, – от этого костюм казался особенно практичным, хотя трудно было сразу сказать, для чего все это нужно...
-----------------
— Я брожу по дорогам изгнания, но пока ещё я — король, ибо со мною медаль. Хочешь её увидеть?
Он раскрыл пальцы костлявой руки, но там ничего не лежало. Ладонь оказалась пуста. Только тогда я припомнил, что его левый кулак денно и нощно был сжат. Он сказал, в упор посмотрев на меня:
— Ты можешь её потрогать.
Я с опаской тронул пальцем его ладонь. И почувствовал что-то холодное, увидел сверкание. Рука его быстро сжалась в кулак. Я молчал. Тогда он медленно стал растолковывать мне, будто ребенку:
— Это — медаль Одина. У нее лишь одна сторона. Но, кроме нее, нет ничего на свете без оборотной стороны. И пока эта медаль у меня в руке я остаюсь королем.
— Она из золота? — спросил я.
— Не знаю. Это — медаль Одина. С одной-единственной стороной...
----------------
Верный отправился в Вэй и увиделся с Великим Совершенным. Поклонился ему, точно раб-возница, попросил принять в дар жену и детей, а затем обратился со своей просьбой.
— У меня три меча, выбирай любой, — ответил ему Великий Совершенный. — Но ни одним нельзя убить человека. Сначала расскажу тебе о них.
Первый называется Таящий свет. Смотришь на него — и его не видишь, взмахнёшь им — и не знаешь, коснулся он чего-либо или нет; прозрачен и не имеет граней, рассекает тело, а тело ничего не ощущает.
Второй называется Принявший тень. Если всматриваться в него с северной стороны при смене предрассветного мрака утренней зарёй или в сумерках — на грани дня и ночи, то что-то увидишь, но формы не разберёшь. Когда он кого-то коснётся, издаёт, будто украдкой, тихий звон, но тело не ощущает боли.
Третий называется Закалённый ночью. При свете дня видна его тень, блеска не видно; ночью он блестит, но не видна форма. Коснувшись тела, рассекает его с треском, но рана сразу же заживает, остаётся лишь боль, к лезвию кровь не пристаёт.
Эти три сокровища передавались в нашем роду уже тринадцать поколений, но в деле не бывали. Спрятаны в ларце, и даже печати с них не снимали.
— И всё-таки я должен попросить у вас последний, — сказал Верный...
-----------------
Я никому не показывал своё сокровище. К радости обладания книгой примешивался страх, что ее украдут, и опасение, что она все-таки не бесконечна. Эти волнения усилили мою всегдашнюю мизантропию. У меня ещё оставались друзья — я перестал видеться с ними. Пленник книги, я почти не появлялся на улице. Я рассматривал в лупу потёртый корешок и переплет и отгонял мысли о возможной мистификации. Я заметил, что маленькие картинки попадаются страниц через двести. Они никогда не повторялись. Я стал отмечать их в записной книжке, и она тут же заполнилась. Ночью, в редкие часы, когда не мучила бессонница, я засыпал с книгой.
Лето шло к концу, и я понял, что книга чудовищна. То, что я, не отводивший от нее глаз и не выпускавший ее из рук, не менее чудовищен, ничего не меняло. Я чувствовал, что эта книга — порождение кошмара, невыносимая вещь, которая бесчестит и отрицает действительность.
Косморама из одноименной повести Одоевского.
Теперь только, при тусклом свете ночной лампы, я заметил, что в ящике
было круглое стекло, сквозь которое виднелся свет; оглянувшись, чтобы
посмотреть, не идет ли тетушка, я приложил глаза к стеклу и увидел ряд
прекрасных, богато убранных комнат, по которым ходили незнакомые мне люди,
богато одетые; везде блистали лампы, зеркала, как будто был какой-то
праздник; но вообразите себе мое удивление, когда в одной из отдаленных
комнат я увидел свою тетушку; возле нее стоял мужчина и горячо целовал ее
руку, а тетушка обнимала его; однако ж этот мужчина был не дядюшка; дядюшка
был довольно толст, черноволос и ходил во фраке, а этот мужчина был
прекрасный, стройный, белокурый офицер с усами и шпорами. Я не мог довольно
им налюбоваться. Мое восхищение было прервано щипком за ухо; я обернулся -
передо мной стояла тетушка.
- Ах, тетушка! Как, вы здесь? А я вас сейчас там видел...
- Какой вздор!..
- Как же, тетушка! И белокурый пребравый офицер целовал у вас руку...
Тетушка вздрогнула, рассердилась, прикрикнула и за ухо отвела меня в
мою спальню.
На другой день, когда я пришел поздороваться с тетушкой, она сидела за
столом; перед нею стоял таинственный ящик, но только крышка с него была
снята и тетушка вынимала из него разные вырезанные картинки. Я остановился,
боялся пошевельнуться, думая, что мне достанется за мою вчерашнюю проказу,
но, к удивлению, тетушка не бранила меня, а, показывая вырезанные картинки,
спросила: "Ну, где же ты здесь - меня видел? Покажи". Я долго разбирал
картинки: тут были пастухи, коровки, тирольцы, турки, были и богато
наряженные дамы, и офицеры, но между ними я не мог найти ни тетушки, ни
белокурого офицера.
и его же Табакерка)
Много чего вспомнилось...
А если упомянули "М и М", то не вспомните ли об
уникальной вещи Воланда, на которую
обратила внимание Маргарита, похлеще портсигара
и других атрибутов?
Такой вещи, наверное, не существовало ни у кого.
Как читателя, она поразила меня...