Ольга Дмитриевна Форш - писатель и драматург, известная прежде всего как автор исторических романов: "Одеты камнем", 1925 посвящен декабристам, в частности судьбе революционера М. С. Бейдемана, "Михайловский замок", 1946 - эпохе императора Павла, в частности о творчестве трёх поколениях русских зодчих (В. И. Баженов, А. Н. Воронихин, К. И. Росси), "Современники", 1926 - о Н. В. Гоголе и художнике А. А. Иванове. "Сумасшедший корабль" написан в 1930-м году, тогда же был напечатан в журнале, вызвал шквал критики. В основе романа - жизнь Петроградского Дома искусств (Диска), созданного в 1919 году по инициативе К. Чуковского и при ближайшем участии М. Горького, где жили и работали писатели и художники - Александр Блок (Гаэтан), Андрей Белый (Инопланетный гастролер), Евгений Замятин (Сохатый), Михаил Слонимский (Копильский)... Псевдонимы легко разгадываются, истории из их жизни почти подлинны, но главное - Ольга Форш описала удивительную судьбу Художника во время Революции.
Цитаты из романа "Сумасшедший корабль":
Шли домой. На мосту Революции была мгла. На реке много барж, огоньки. И вдруг совсем ни к чему старая дама сказала:
— А все-таки бессмертие ни доказать, ни опровергнуть.
Старик-поэт усмехнулся:
— А зачем вам бессмертие? Что вы с бессмертием сделаете? — И замедляя шаг, чтобы отдышаться, сказал из себя самого:
Когда меня у входа в Парадиз
Суровый Петр, гремя ключами, спросит:
"Что делал ты?" — меня он вниз
Железным посохом не сбросит.
Скажу — слагал романы и стихи
И утешал, но и вводил в соблазны,
И вообще, апостол Петр, мои грехи
многообразны.
Человек корыстен, и для прочности внутреннего роста это хорошо. Дешево уступать свой внутренний мир может только тот, кому он дешево обошелся.
Если гадюке человек разобьет голову, а самое ее не сожжет на костре и бросит на землю, то ночью сползутся гадючьи все кумовья и сестрицы и высосут ей из тела новую голову. И уж новой этой головой гадюка ужалит обязательно человека.
Путь подлинной эволюции человека — расширить свой домашний, незатейливый ритм до ритма вселенского, но не иначе как храня кровную любовную связь с миром и всей стенающей тварью. По мере своей широты ум умножает свою ответственность, свою круговую поруку.
Эта прикрепленность к месту при наименьшей затрате нервно-физических сил, без боли отрыва от семейного очага, это гнездовое тепло, доброжелательность улыбок всего населения, со справками о здоровье, успехах, дочерях, сыновьях, наконец, внуках, создают ту защитную атмосферу, которая, как солнце из растения, выгоняет из человека предел его силы и цвета.
...— Что за буза, — прервал юноша, — красных лошадей не бывает. — Может, вам пояснит лучше меня знаменитейший учитель живописи Чистяков. Про коня этого он говорил: "Я сам рыжего коня в детстве всегда видал красным. Думал — он прямо с солнца. А в детстве все видишь и сильней, и верней, да беда — сказать не умеешь. А вот если кто научился работать да одновременно может опять одуреть, как маленький, тот только художник и есть".
От чувства непрочности и напряжения обычных будней уж не было, и сама жизнь стала вовсе не тем или иным накоплением фактов, а только искусством эти факты прожить. Ни обычных норм во взаимоотношениях труда и досуга, ни необходимости носить те или другие маски, вызываемые положением или доселе привычной иерархией интеллигентских оценок. И вместе с тем именно в эти годы, как на краю вулкана богатейшие виноградники, цвели люди своим лучшим цветом. Все были герои. Все были творцы. Кто создавал новые формы общественности, кто — книги, кто — целую школу, кто — из ломберного сукна сапоги.
