Николай Чуковский начинал как поэт, участвовал в работе литературной студии "Звучащая раковина", которой руководил Николай Гумилёв. В 1921 году сблизился с литературной группой "Серапионовы братья". В 1922—1928 годах публиковал стихи (иногда под псевдонимом "Николай Радищев"). Стихи получили одобрение Н. С. Гумилёва, В. Ф. Ходасевича, М. Горького. После сборника стихов "Сквозь дикий рай" (1928) свои оригинальные стихотворения не печатал, публиковал только поэтические переводы.
На девичьих черных кудрях — тюбетейка,
Раскрыт полушалок, чтоб сердцу вольней,
Да говор московский,— ты помнишь,
еврейка,
О дальней отчизне твоей и моей?
Улыбка древней той томительной ночи,
Что первый изгнанный из рая познал,
Не эти ли губы, не эти ли очи
Я там, у Ливана, уже целовал?
Родиться и плод принести. Через годы
Вели тебя к нам огневые столбы,
И вот пред тобой расступились народы,
Лишенные высшего блага — судьбы.
И я, беспокойный и злой отщепенец,
С той мутью, что тщетно мы кровью
зовем,
Ловлю твое сердце, как ловит младенец
Сосцы материнские жаждущим ртом.
Налей меня доброю млечной струею,
И я, приобщенный, по знойной пыли,
Подруга, я тенью пойду за тобою
По пастбищам обетованной земли.
1922
Весь я — цветной, земляной, человечий,
Выйдет, что создан я, как поглядишь,
Слушать дождей полусонные речи,
Видеть сияние окон и крыш.
Дома сижу — сколько песен упрямых,
Выйду — навстречу поток грозовой
Юбок, бумажек и кленов — тех самых,
Возле которых гулял я с тобой.
Самое злое — не жестче крапивы,
А и крапива у кухни — мое.
Я ль не богатый и я ль не счастливый?
Вот я и славлю свое бытие.
Только порой (что за странное свойство
Душ человеческих), только порой
Одолевает меня беспокойство,
Словно, природа, я пасынок твой.
Что мне с того, что оно голубое?
И голубой пустотой не прельстишь.
Но мироздание — место глухое,
Не перепрыгнешь, не перекричишь.
1925
Ты раскрыла рояль. На лице голубом,
словно пена,
Алый теплится свет.
Нет ни бога у нас, ни отчизны, ни снов,
ни вселенной,
Ни сомнений, ни бед;
Ни сиреневых улиц, ни хруста шагов,
ни простора,
Увенчавшего сад,
Ни кружащихся птиц, заслонивших зарю,
от которой
Эти окна горят;
Ни огромных ресниц, ни объятий (а память?
а жалость?),
Ни любви, ни стыда.
Ни рождалось, ни пело, ни жгло, ни цвело,
ни свершалось
Ничего никогда.
Ничего никогда, — только дикие хищные
звуки,
Населившие дом.
Ничего никогда, — только бледные узкие
руки,
По костяшкам поющие об умираньи моем.
1927
Уж раздаются крики досужих петухов,
Стада в поля выходят под песни пастухов,
На посветлевшем небе и в глубине реки
Тихонько замирают и гаснут огоньки.
И солнышко сгоняет унылый пар с долин,
Где все проистекает от явственных причин.
Душа! А ты не сетуй, что так заведено:
Бессмыслица иль мудрость — не все-ль
тебе равно,
Когда над этим миром дрожишь, как
нянька, ты
И рада задыхаться от этой красоты.
---
Холмы. Ольха, ольха, ольха,
Горячий тих откос,
Земля песчанна и суха,
И воздух полон ос.
Трепещет лист, играет тень
И ловит простеца,
И даже паутину лень
Уже снимать с лица.
А ветер грянет на ольху
И ну плескать листвой,
Как будто озеро вверху
Шумит над головой.
Ох, этих знойных вихрей злость!
Ох, эта тяжесть дня!
Я пуст, я выветрен насквозь,
И нет во мне меня.
Теперь я ломок и хрустящ,
Как прошлогодний сук,
Я как земля, как пыль, как хрящ
Песчанен, тих и сух.
1930
Предчувствую бурю, и холод, и ночь,
Предчувствую: смерти нельзя превозмочь.
Но тайн беспокойным умом не ищу
И сердце тревожить свое не хочу, -
Покуда шумит по оврагам поток,
И тучен суглинок, и жарок песок,
Покуда текут небеса над землей
То звездною влагой, то теплой зарей.
В книге "Воспоминания" Н. Чуковский пишет о Н. Заболоцком, А. Блоке, Н. Гумилеве, О. Мандельштаме, М. Волошине, В. Ходасевиче, В. Маяковском, М. Горьком, Ю. Тынянове, Е. Шварце, К. Вагинове, Г. Уэллсе и др.