Ещё один писатель - врач по образованию. Знакомился по пятитомнику "Библиотеки Огонька". Романы "В тупике" "Сёстры" изданы уже в последний год СССР. Сложилось впечатление, что такой мощный реалист так и недооценён.
В советское время был неудобен своим вовсе не соцреализмом, хотя получил Сталинскую премию. Теперь не представляется коммерчески целесообразным для господ современных издателей. Его романы для меня во многом в том числе и художественно превосходят "Доктора Живаго". (Мимоходом - всё-таки лучшее у Пастернака для меня - его переводы Шекспира). ИМХО, так сказать.
Но особенно ценю его за потрясающую правду о позорной для России русско-японской войне, показавшей гнилость николаевского царизма и приведшей к революции 1905 года. Кроме него знаю только Новикова-Прибоя, кто писал о тех событиях.
Думаю, его творчество ещё обязательно вспомнят и востребуют.
Читала произведения Викентия Вересаева "Без дороги", "На повороте", "Поветрие", "Записки врача", "В тупике", "Сестры", "Исанку", "Пушкин в жизни".
После "ареста" в начале 30-х годов романов "В тупике и "Сестры" он увидел, впервые в жизни, что изолирован от своих читателей. Прочитав однажды в газете "Правда": "Книги В. Вересаева давно стали общенародным достоянием", - писатель отмечает в своем дневнике: "Горько читать. Труда невыразимого стоило протащить каждую мою книгу даже в самом ничтожном тираже. И я прочною стеною был отгорожен от читателя... Выход был только один, - честно молчать".
В романе "Сестры" писатель повествует о годах первой пятилетки, годах, как их называли "великого перелома", и в то же время - годах драматических коллизий в жизни людей, в нашей истории.
Из романа "Сестры"
- Вот домик ладный! Как раз подойдет под ясли и детдом. Оглядели избу, оглядели клети, чуланы и амбары. Ведерников отрывисто сказал:
- Дайте ключи от сундуков и чуланов.
- На что вам? Позвольте, товарищ, узнать, в чем дело.
- Все ваше имущество мы реквизируем. Вы кулак и подлежите выселению. Старик оторопел...
Два широкоплечих, голубоглазых сына старика стояли у стены и с такою смотрели ненавистью, что было жутко. Юрка, пастух и мужик в рваном полушубке стали выносить вещи.
На лавке сидел и всхлипывал пятилетний мальчишка, такой же ярко-голубоглазый, как все мужчины. На ногах его были новые, еще не разношенные серо-белые валенки с красными узорами на голенищах. Ведерников оглядел их и спросил:
- Башмаки есть у тебя, мальчик? Он робко взглянул.
- Есть.
Взял с подоконника и поспешно протянул Ведерникову. Ведерников сказал Лельке:
- Пусть переобуется. А валенки пойдут в детдом, бедняцким детям.
Лелька ласково взяла мальчика за плечо.
- Ну-ка, мальчик, скидай валенки. Вот у тебя башмаки какие хорошие! Довольно с тебя.
Мальчик покорно снял валенки и стоял босиком...
Сани, доверху полные добром, выезжали со двора. По улице отовсюду тянулись груженые подводы, комсомольцы правили к церкви. На широкой площадке над рекою стояла церковь со снятыми колоколами и сбитыми крестами. Она была превращена в склад для конфискованных у кулаков вещей.
В воздухе было мягко, снег чуть таял. Юрка сидел на облучке груженых саней. Торчал из сена оранжевый угол сундука, обитого жестью, самовар блестел, звенели противни и чугуны. Юрка глубоко задумался. Вдруг услышал сбоку:
- Дяденька!
Поглядел: рядом с санями, босиком по талому снегу, бежал голубоглазый мальчишка.
- Дяденька! Отдай валенки!
Юрка отвернулся, закусил губу и хлестнул вожжою лошадь. Мальчик не отставал. Вязнул ногами в талом снеге, останавливался в раздумьи и опять бежал следом, и повторял, плача:
- Дяденька! Отдай валенки!..
Вечером под сильными ударами кулака затрещала Лелькина дверь. Вошел Юрка. Был очень бледен, волосы падали на блестящие глаза. Медленно сел, кулаками уперся в расставленные колени, в упор глядел на Лельку. И спросил с вызовом:
- Ну? Что?
Лелька удивленно приглядывалась к нему.
- Что это ты... какой?
- Ну, что, говорю? Правильно мы тут с вами поступали или неправильно?
- Неправильно, Юрка...
- Ох, тяжело! - хрипло заговорил он. - Понимаешь, бежит по талому снегу... А я, как проклятый, гляжу в сторону и лошаденку подхлестываю. А он, понимаешь, все бежит, не отстает. Босой.
- Не спать уж мне теперь. Боюсь я спать... Все мальчишка этот... Следом бежит. У-у, черт!!
Он отбросил руки Лельки и, шатаясь, направился к двери. Вошел Ведерников. Юрка насмешливо оглядел его.
- А-а... "Пролетарское сознание". Остановился на пороге, гаркнул:
- Здесь погребен арестант Иван Гусев, трех лет!
И вышел...
До поздней ночи он одиноко шатался по деревне, рычал, буянил, скрипел зубами и бил себя кулаком в грудь. Потом исчез...
Через день на ветле у околицы нашли его труп висящим на веревке.