Валерия Алфеева — автор художественной и художественно-документальной прозы о паломничествах в монастыри Синая, Святой земли, Греции, Грузии, Америки ("Джвари", "Призванные, избранные, верные", "Паломничество на Синай", "Странники", "Невечерний свет", "Священный Синай" и др.). Зримо и ярко она рассказывает о своих впечатлениях от встреч с теми, кто призван и избран на высокое жертвенное служение Богу, — монахами, священниками, архиереями, людьми самых различных, часто трагических судеб. События Священной истории, библейские образы оживают в их непреходящем значении, в их вечной реальности, которая освящает души и восстанавливает разорванную связь времён.
"Меня потрясало и завораживало глубинное течение этой реки судеб, её сокровенная, но властная направленность, — при всём многообразии истоков и рельефа берегов. Так выявляется замысел Божий о Человеке, о каждом из нас", — говорит автор.
На протяжении всей жизни В. Алфеева писала и стихи, по духовной наполненности близкие к её прозе, но почти не публиковала их.
"Осанна" — первая книга избранных стихотворений. В них есть глубинная подлинность, редкая искренность, исповедальность. Это отражение сокровенной жизни души самого писателя — от детства, ранней юности с её миражами любви, до "невозвратного заката", — в её откровениях и скорбях, в поисках Того, Кто только и был вправе сказать о Себе: "Я есть Путь, и Истина, и Жизнь", — в жажде Бога Живого, тоске о Нём и предстоянии Ему.
ОССАНА В ВЫШНИХ
Перед иконой Вознесения
Трубите, Ангелы, в серебряные трубы,
кругами возносясь в живую синеву.
Ты – в сердце мира, в сердцевине круга,
я верую и потому живу.
Осанна в вышних.! – Агелы, трубите,
Пусть льется с неба невечерний свет.
В настоянном на смерти страшном быте
я счастлива, я знаю – смерти нет.
Как нежен серебристый свет подкрылий,
как синева мерцает и горит…
Трубите, Ангелы! – сквозь светоносный ливень
кругами возносясь в небесный лазурит.
МУЗЫКА И СВЕТ
Брамс: Квинтет для кларнета
и струнного оркестра
Когда душа глуха и тяжела,
и тяжкое молчит вокруг пространство,
уставшее от растворенья зла
в людской среде
и в бедном постоянстве
погасших дней,
сокрывших вечный свет
и даже отблеск солнечного света, -
пусть говорит со мною Ваш кларнет
в сопровожденье струнного квартета.
И сердце, узнавая голос свой
в возвышенной мелодии кларнета,
парит над зачарованной землёй,
как ласточка перед рассветом.
КРИК ПАВЛИНА
В бывшем Папском дворце гобелен с соколиной охотой,
с ловлей рыбы в дворцовом садовом пруду -
восхитительной и утончённой работы,
и роскошны цветы в гобеленовом этом саду.
В опустевшем у дворца в Авиньоне
я кормлю горделивую птицу - павлина - с ладони,
узнавая в нём символ души воскрешённой,
коронованной светом и в цвет облачённой.
Вдруг павлиний пронзительный горестный крик,
полоснув тишину, в мою душу проник.
О душа, ты для вечности сотворена,
но, как сокол у ловчего на поводу...
Ты земной красотой на всю жизнь пленена,
ты сетями уловлена в мелком пруду.
И пронизан печалью и болью сквозной
крик пленённой души за оградой резной.
ТАК СГОРАЕТ СЕРДЦЕ
Этот остров был - как прообраз рая
посреди океана, как сад зелёный.
Но однажды в сердце горы закипела лава,
и взорвав кору, извергая пламя,
смертоносный гнев понесла по склонам.
Где играли у моря дети
и птицы пели,
рыбаки вынимали сети -
там обугленный óстов церкви,
там чёрный пепел
разметают ветры в долине смерти.
И никто не знает,
начнётся ли жизнь сначала,
и с годами или с веками
прорастёт травою
сожжённый камень,
на обрывах чёрных станут гнездиться чайки.
Так сгорят однажды земля и море.
Так сгорает сердце в лавине горя.