СТАРОСЛАВЯНСКИЙ ЯЗЫК
А всё же до жалости редко
Среди почитаемых книг
Мы ищем язык наших предков –
Для нас неудобный язык.
Пускай не во всём он понятен
И мудрым учёным порой
И былых в нём более пятен,
Чем даже на карте земной, -
Но вслушайтесь в давнюю эту
Эпоху за каждой строкой:
В словах легковесности нету,
Поспешности нет никакой!
Над лунным челом летописца
Татарские кони храпят,
И всё ж принимает страница
Не каждое слово подряд:
Когда они слабы и мелки,
Негоже и браться за труд,
Над ним не секундные стрелки –
Смертельные стрелы поют.
И долгий подсказывал опыт,
Что выразить может верней
Коней несмолкающий топот,
Звон лат, и монет, и церквей,
Набата отвёрстое горло,
Рёв рога и дробь топора, -
Не наше ленивое "оро",
А старое грозное "ра"!
Великих высот достигали
Два слога в звучанье стальном,
Двумя оставаясь слогами
В воинственном слоге одном.
И с краткостью – признаком силы –
Слова обретали тогда
Летящую тяжесть секиры,
Спокойную грузность плода…
Да здравствует старославянский!
В нём кровь замешалась и пот!
Густой, непрозрачный и вязкий,
Тяжёлый, как сотовый, мёд!
Как капли его золотые,
Живут и сейчас в языке
Слова налитые, густые –
Хоть каждое взвесь на руке.
Они, веселы и суровы,
До наших времён донесли
Значительность каждого слова
В начале Российской земли.
-----
Лето, вечер тихий. Зажигает свет
В доме на Плющихе Афанасий Фет.
Сам огонь подносит прямо к фитилю
Иль слугу разносит: "Леность не терплю!"
Не сужу об этом. Не скрипит паркет.
Озаряем светом Афанасий Фет.
Видит он, усталый, юность, старину:
Дом господский, старый, белую луну.
Пышные куртины, полумрак аллей,
Лучшие картины пашен и полей.
Ветхая беседка, гулкие шмели,
Томная соседка в трепетной шали.
Нам-то что за дело через сотню лет
До беседки белой, где влюблялся Фет?!
Кровь, пожары, войны – не отыщешь связь!
Хмурый Фет спокойно пишет, наклонясь.
Голову приподнял, посмотрел в окно.
Что-то, видно, понял, что не всем дано.
Бороду покомкал, завершая труд,
Подмигнул потомкам: сами разберут!
Посидел, подумал, дату начертал.
Встал, на лампу дунул, что-то зашептал.
И уснул в постели через полчаса
В комнате шумели птицы и леса.
Флора с Афродитой брызгались водой
Над его сердитой тёмной бородой...
-----
Уезжаем. Чего загрустили?
Это были лихие деньки!
Тридцать суток мы лето грузили,
Золотое, на грузовики.
Озорные, пропахшие хлебом,
Мы уходим, серьёзные вдруг.
Я с тобою прощаюсь, как летом,
В первый день холодов и разлук.
Лето кончилось. В самом же деле
Ближний луг на рассвете белёс.
Даже руки твои облетели
С плеч моих, словно листья с берёз.
-----
Кричу в порыве откровенья.
Что не вернуть ушедших дней,
Что вьется долгий снег забвенья
Над первой женщиной моей.
Он заметает понемногу
Свинцовый блеск ночной воды,
Степную белую дорогу
И виноградников ряды.
Он заглушает, мягкий, плотный,
Простое гиканье цикад
И ближний городок курортный,
Где джазы весело гремят.
И в этой тихой круговерти,
Непостижима и бледна,
Меня почти по грани смерти
Проводит бережно она.
Я замечаю, воскресая,
Что я один среди камней,
А на дороге тень косая,
Тень первой женщины моей.
Колеблются другие тени,
И различаю я с трудом,
Как входим мы потом в смятеньи
В давно уснувший белый дом,
Как мы прощаемся у входа.
А дальше – снегом занесло,
И застудила непогода
Неверной памяти стекло.
Она идет вдоль снегопада,
Как за высокою стеной.
Кричу:" „Зачем ты там! Не надо!
Тебе же холодно одной."
Проходит женщина, не слышит
И не протягивает рук.
На пальцы тонкие не дышит:
Там море, там тепло, там юг...
----
Отроется ль когда-нибудь науке:
Растения испытывают муки
Наследственной, врождённой немоты?
Деревья нам протягивают руки,
Издалека кивают нам цветы.
Трава нежданно ноги оплетает,
Бежит за нами вслед, не отстаёт.
Куст проходящих за рукав хватает,
Как нищий или пьяный у ворот...