Поэт, прозаик, продолжатель традиций русского авангарда Владимир КАЗАКОВ (29 августа 1938—1988) — автор произведений:

"Ночь была, кудрявый воздух душно бился о сирень. На зубах скрипели звезды, было призрачно и лень. Я любил кого не зная, небо падало к шатру, громыхало в небе знамя уставая по утру". В. Казаков

Владимир Казаков - продолжатель традиций русского авангарда, особенно футуристов и обэриутов. В прозе, стихах и пьесах, основанных на абсурдизме, игре слов, гротеске, он обращался к темам человеческой отчужденности, одиночества, жестокости общепринятых жизненных норм.

Азбучные мгновения
из книги "Незаживающий рай"

о, как люблю я хвойный воздух,
его сосновую печаль -
когда так ветки дышат грозно,
упав с дремучего плеча.
и поединок длится ровно
не столько, сколько длится ливень.
и цвет такой у слов условных,
какой бывал у снов счастливых.
и странен запад: он то нежен,
то безразличен, то жесток.
и, сделав выпад неизбежный,
пронзаешь собственно восток.
---
когда я конно прохлаждаюсь
под полуночною луной,
я неизменно восхищаюсь
её второй величиной
и думаю: вот это штука!
и думаю: вот это да!
но, боже мой, какая скука -
не знать печали никогда.
и вот я становлюсь печальным -
хотя б на час.
вкус у печали -
с шампанским ананас.
люблю бургундское шампанское
за вкус его и цвет
и за разлив его могучий
во цвете лет.
воспоминание:
и дождь и холод удлинялись
совместно с позднею весной
и крыши ровно удивлялись
такой неровности такой.
---
о чём задумался
ты, дождь равносторонний?
каких старинных крыш
коснулся ты теперь?
и как мне применить
мой дар разносторонний
на фоне всех твоих
сентябрьских потерь?
---
в одной руке держа бокал хрустально-алый
в другой руке держа сверкающую ночь,
он тост свой произнёс и сразу конно стало
от табуна лучей, ворвавшихся в окно.

в один из тех веков, которые настанут,
в одну из тех ночей, которые уже,
случилась эта быль законченно-простая
на первом на втором осеннем этаже.
---------
что может быть прозрачнее
чем дым ремесел
чем скрип вечерних фонарей
чем Маргарита у излома
любовью сдвинутых глубин!
она чугунными мостами
манит и ранит даль воды
и холод округлен
ее девичьей шеей
и отдален от острия пространств...
---
любая мысль о стекла бьется, как мотылек влетая в сон,
и черный цвет в гортань вернется, немою клятвой ослеплен.
в ботфортах я стоял и думал, и отразился в тот же час:
под пистолетным хладным дулом зеркальный лес увидел нас.
поляна отошла, слегка губя затишье.
от слова к слову туча пронеслась, и
лошади о нас храпели, чуть услыша,
столетней тишиной шурша о коновязь.
здесь судьбы с полднем расставались,
дымя как звонкое ружье, и в небе пули
оставались делить невинное ничье.
---
Сумрак
с проглоченной иглой
с себя нависшим глазом
из этой извести
изваян красный бант
то девушку в холодно-звездной дрожи
целует зеркало
но обе непохожи:
и та которая навек остеклянела
и та которую уводит черный франт.
---
в одной из изб, в одном из окон
напротив неба и лучей
мелькнула прядь, качнулся локон
злато-задумчиво-ничей
шаги неслышно прозвучали,
рука невидимо легла.
прекрасный лик, огонь печали,
к ресницам охнувшая мгла.
что это — солнца блеск на стеклах?
сугроба вывих голубой?
или в сенях столкнулась Фекла
с пугливоокою собой?
---
нет, дождь еще не сталь, но в этом юном сходстве
участвуют окна февральское стекло
и весь прозрачный час с своим мгновенным ростом,
гарцующий опять столь конно и светло.
нет, дождь еще не стал и никогда не станет,
а если я неправ, то вот мои века:
то вот мои клинки из полуночной стали,
которая навек безумна и легка.
прощай, мое дитя! из всех несходств февральских
прекрасней всех одно: которое не здесь -
и дождь его и сталь откликнутся едва ли
в австрийской тишине на собственную весть.