К 105-летию участника войны, поэта Алексея НЕДОГОНОВА (1.11.1914–1948), автора единственного сборника «Простые люди» +

Камень

Водою горной камень точится,
потом в пылинку превращается;
ему лететь, как прежде, хочется;
он снова к звездам возвращается.
Он старца-астронома радует
несмелой искрой появления
и снова метеором падает,
след оставляя на мгновение.
Планет извечное отчаянье –
в могучих линзах отражение:
какое долгое молчание,
какое светлое падение!

Осень

Осыпаются клены
Снова.
Дуют низкие холода.
След вчерашнего птицелова
отпечатан под коркой льда.
Осыпаются клены.
- Анна!
К синю морю ушли дожди;
ты меня на рассвете рано
обязательно разбуди.
Я уйду.
И под небом белым
буду тихо бродить, дрожать;
только б сердцем, глазами, телом
осень желтую ощущать
и почувствовать всё движенье
птиц, травы.
Лишь тогда, горя
к сердцу, бьющемуся не зря.
хлынет тонкое ощущенье
легких запахов сентября.
Будет тихо.
Над головою
пролетят на Батум щеглы,
и замрут в индевелой хвое
заколдованные стволы.
Только соснам, немым и щуплым,
будут сниться песни ребят;
только в заморозках
по дуплам
дятлы утлые задробят.
И над сумраками густыми,
чуть покачивая бока,
остановятся и застынут
ледовитые облака.
Вот и всё.
Под окном щебечут
беспокойные воробьи.
Клен широкие листья мечет.
Здравствуй, осень - пора любви!

22 июня 1941 года

Роса еще дремала на лафете,
когда под громом дрогнул Измаил:
трубач полка -
у штаба -
на рассвете
в холодный горн тревогу затрубил.
Набата звук,
кинжальный, резкий, плотный,
летел к Одессе,
за Троянов вал,
как будто он не гарнизон пехотный,
а всю Россию к бою поднимал!

Лилии

Они такой не знали перемены,
не ведали моторной высоты;
они со мной летели из-под Вены –
воздушные австрийские цветы.
Могло казаться, что они - из дыма,
что облачко из этих лепестков
рукою ветра сорвано незримо
в густом саду альпийских облаков.
…Рассвет.
Карпаты.
Ветер глухо воет.
Я вниз смотрю. И в заревом огне
сквозь трепетный оконный целлулоид
Россия пробивается ко мне.
Сквозной тысячеверсткой полевою
лежит она в скрещении дорог…
Перед полуднем над моей Москвою
кружился иностранный лепесток.
Он был в туманной дымке, как баллада.
Его без напряженья, с высоты
магнитом ботанического сада
притягивали русские цветы.
…В австрийской вазе с влагою Дуная,
как память о поверженной земле,
стоит, о Венском лесе вспоминая,
букет победы на моем столе.
Его степные ветры опалили,
на нем –
чужих сухих лучей следы;
стоит и ждет букет австрийских лилий
прикосновенья утренней звезды.
---
Представь – я солнце атомом взорву
по ходу стихотворного сюжета;
оно, гудя, осыплется в траву
бильоном древних звезд – слезами света.
И ляжет вечным мраком на земле
погибнувшее в вымысле светило…
Но я найду тебя в кромешной мгле:
твоя любовь при жизни мне светила.

Храм святого Николая на Шипке

На самом центральном куполе
Русские зодчие установили
Крест, который возвышается
Над турецким полумесяцем как
Символ победы христианства.

Под шипкинскими облаками,
Где воздух, словно лед, лилов, -
Звонарь играет языками
Шестнадцати колоколов.

Неуловимые рыданья
Под сводом старых изразцов -
Глухие отзвуки преданья -
Плач под могилой мертвецов.

Нет, не рыданья, а воскресший
Бессмертный реквием солдат,
Чьи имена, как грани флешей,
На белом мраморе лежат.

И мне казалось, мне казалось,
Что звуков медная волна
Глубин моей души касалась -
Ее невидимого дна.

Стоял великий храм, в багрянец
Сентябрьских зорь и звезд зажат.
- Сними пилотку, сталинградец,
Здесь наши прадеды лежат!..

Сквозь звуки лет мы слышим, внуки,
И бой, и бегство янычар,
И русских труб литые звуки,
И ликование болгар.

И скал отвесные отсеки,
Что будто срезаны ножом,
И Крест, поставленный навеки
На полумесяце чужом.

Я к храму шел боями славы -
Сквозь Сталинград, сквозь
огнь и дым, -
И я оружьем добыл право
Стать на колени перед ним.

"Взвод на взвод. Столкнулись и схватились. В ход пошли кинжалы и штыки. Немцы крепко, словно черти, бились. Крепче немцев бились моряки. Мертвые и те в атаке страшной Падали, верша вперед бросок. Два часа кровавой, рукопашной Зубы в глотку, кортик под сосок!.." А. Недогонов

Не читаю такое. И не собираюсь.

А мы не пропустили его же К 100-летие?