Анна Ахматова
Сама не зная, торжествует
Над всем - молчит иль говорит;
Вблизи как тайна существует
И чудо некое творит.
Она со всеми и повсюду.
Здоровье чьё-то пьёт вином.
За чайный стол несёт посуду
Иль на гамак уронит том.
С детьми играет на лужайке
В чуть внятном розовом платке;
Непостижима без утайки,
Купаться шествует к реке.
Над блюдцем спелой земляники,
В холщовом платье в летний зной,
Она - сестра крылатой Ники
В своей смиренности земной.
И удивляешься, как просто
Вмещает этот малый дом
Её - мифического роста,
С таким сияньем над челом.
Она у двери сложит крылья.
Прижмёт вплотную вдоль боков
И лоб нагнёт со свежей пылью
Задетых где-то облаков.
Вошла - и это посещенье,
В котором молкнет суета, -
Как дальний гром, как озаренье -
Земная гостья и мечта.
---
А иногда предстанешь сердцу ты
Четырнадцатилетней, полной страсти,
Но сдержанной, уж знающей отчасти
Жизнь, терпкую, как и твои черты.
Тогда к тебе безумствуют мечты,
И силы нет бороться против власти
Суровых рук, без золотых запястий,
И строгих глаз - их умной черноты.
И ты сама не знаешь, как смесила
Мне чувства все младенческая сила,
Как сладостно разбить влюблённый стих
Об твой разгорячённый, нежный камень,
Рассыпать жарко пепел свой и пламень
На ласковую грудь холмов твоих.
Свидание
Я приморское прервал скитанье.
От ливийских улетел кочевий:
Вечный Рим назначил мне свиданье
Поздней ночью у фонтана Треви.
Внука жарким обнял он объятьем -
И мгновенье на груди у деда
И забвеньем стало и зачатьем
От слиянья радости и бреда.
В дерзновенье световых потоков
Замирали, гордо-сиротливы.
Мраморные бороды пророков
И коней неукрощённых гривы.
Звуки Рима, как во сне, бездонны.
Полнили, спокон веков, знакомо.
Улочку с улыбкою Мадонны
На углу облупленного дома.
И ещё мне помнится - иль снится, -
Как, ища случайного причала.
Шёлковая чёртова черница
Бросила мне ласковое "чао!".
---
Свирели звуки в камыше, -
И всё с таинственной согласно,
Всё покоряется пристрастно
Сосредоточенной душе.
Но замолчал певец ночной, -
И мир восстал расцепенённым,
Шумит и жаждет: быть пленённым,
Свирели рабствовать земной.
---
Сребра и злата не хочу,
Ни их бряцанья, ни мерцанья.
Опять я лёгкий улечу
В мир отрешённый созерцанья.
За сей спасительной грядой
Не жжёт мороз, не реют грозы,
И дни проходят чередой
Благоуханные, как розы.
---
Хорошо среди чужого края.
Отпустив по степи паровоз,
В тишине, вблизи Бахчисарая,
Разломить созревший абрикос.
Улица слепая с духом хлеба
Льёт в ладони горную слезу.
Олеандром вечереет небо
Через двухсотлетнюю лозу.
В тополёвой тьме необычайно
Барабан гремит, скрипит струна,
И за той решётчатою тайной
Ночь грустит, гаремом пленена.
---
Я улыбнулся призракам людей,
Их говору, речам, делам и целям.
Толпой живых, - но заживо теней, -
Идут они к подземным асфоделям.
И я меж них - мгновеннейшая тень,
И ты меж них - цветок, цветущий день,
Но тени плоть огонь таит бесплотный,
И в вечности, куда наш общий путь,
Где трепету земному не уснуть,
О вечности узнает мимолётной.
С. Шервинский не стал таким поэтом, чья деятельность была бы соизмерима с его переводческой работой. Переводы Софокла, Овидия, Вергилия, Гете, и еще Еврипид, Плавт, Катулл и др.