Описание костра (огня) в литературных произведениях?

рассказ И. С. Тургенева "Бежин луг"

Буквально в самом сердце рассказа открывается удивительная
картина: мальчишки, сидя вокруг костра, рассказывают
мистические, фантастические истории.
Эту атмосферу дополняет глубокая, таинственная ночь,
которая накрыла все природное пространство, овладела им.

"...Я сказал мальчикам, что заблудился, и подсел к ним.
Они спросили меня, откуда я, помолчали, посторонились.
Мы немного поговорили. Я прилег под обглоданный кустик
и стал глядеть кругом. Картина была чудесная:
около огней дрожало и как будто замирало, упираясь в темноту,
круглое красноватое отражение; пламя, вспыхивая, изредка
забрасывало за черту того круга быстрые отблески; тонкий язык
света лизнет голые сучья лозника и разом исчезнет;
острые, длинные тени, врываясь на мгновенье, в свою очередь,
добегали до самых огоньков: мрак боролся со светом.
Иногда, когда пламя горело слабее и кружок света суживался,
из надвинувшейся тьмы внезапно выставлялась лошадиная голова,
гнедая, с извилистой проточиной, или вся белая, внимательно
и тупо смотрела на нас, проворно жуя длинную траву, и, снова
опускаясь, тотчас скрывалась.
Только слышно было, как она продолжала жевать и отфыркивалась.
Из освещенного места трудно разглядеть, что делается в потемках,
и потому вблизи всё казалось задернутым почти черной завесой;
но далее к небосклону длинными пятнами смутно виднелись холмы
и леса. Темное чистое небо торжественно и необъятно высоко
стояло над нами со всем своим таинственным великолепием.
Сладко стеснялась грудь, вдыхая тот особенный, томительный и
свежий запах - запах русской летней ночи.
Кругом не слышалось почти никакого шума...
Лишь изредка в близкой реке с внезапной звучностью плеснет
большая рыба и прибрежный тростник слабо зашумит, едва
поколебленный набежавшей волной...
Одни огоньки тихонько потрескивали".

В этой чудесной картине ярко выделяется жаркое пятно:
огонь костра. Тургенев описывает его как нечто живое,
естественное и в то же время сказочное, мистическое.
Именно поэтому у мальчиков появляется это неугасаемое
желание поделиться какой-нибудь страшной, мрачной
легендой.

" ...Наступила тишина, на этот раз надолго. Володин принялся ломать сучья
и подбрасывать их в костер. Шурик вынул из кармана плоскую металлическую
фляжку с выдавленным контуром статуи Свободы, сделал из нее несколько
больших глотков и передал Коляну. Колян тоже отпил, отдал фляжку Шурику и
принялся через равные интервалы времени плевать на угли.
Сучья в огне тихонько постреливали - то одиночными, то короткими
очередями, и казалось, что костер - это целая маленькая вселенная, где
какие-то крохотные корчащиеся существа, еле заметные тени которых мелькают
между языков огня, борются за место возле падающих на угли плевков, чтобы
хоть на несколько мгновений спастись от невыносимого жара. Печальна была
судьба этих существ - даже если кто-нибудь и догадался бы об их призрачном
существовании, разве он смог бы объяснить им, что на самом деле они живут
не в этом огне, а в полном ночной прохлады лесу, и достаточно перестать
стремиться к пузырящимся на углях комкам бандитской слюны, чтобы все их
страдания навсегда кончились? Наверно, кто-нибудь и смог бы. Может быть,
это вышло бы у жившего когда-то неподалеку неоплатоника - но вот беда,
умер, бедняга, так и не увидев ХХ съезда...".

/В. Пелевин "Чапаев и Пустота"/

"Дух огня, начни игру, нам не начать без тебя!
В алых языках ритуального танца закружи гостей.
Взойди над прахом ветхих знамён! Взойди мечом похорон!
Мы здесь, мы ждём сигнал, сигнал к началу дня!
Распиши горизонт кострами новых зарниц!
Вскрой душное небо скальпелем утренних птиц!".
И хотя этот восход ещё слишком молод, а закат уже слишком стар,
Я продолжаю петь, я вижу пожар!

Алиса. Театр теней.

Гимн огню К. Бальмонта:

Огонь очистительный,
Огонь роковой,
Красивый, властительный,
Блестящий, живой!

Бесшумный в мерцанье церковной свечи,
Многошумный в пожаре,
Глухой для мольбы, многоликий,
Многоцветный при гибели зданий,
Проворный, веселый и страстный,
Так победно-прекрасный,
Что, когда он сжигает мое,
Не могу я не видеть его красоты, —
О красивый Огонь, я тебе посвятил все мечты!

Ты меняешься вечно,
Ты повсюду — другой.
Ты красный и дымный
В клокотанье костра.
Ты как страшный цветок с лепестками из пламени,
Ты как вставшие дыбом блестящие волосы.
Ты трепещешь, как желтое пламя свечи
С его голубым основаньем.
Ты являешься в быстром сиянье зарниц.
Ты, застывши, горишь в грозовых облаках,
Фиолетовых, аспидно-синих.
Ты средь шума громов и напева дождей
Возникаешь неверностью молний,
То изломом сверкнешь,
То сплошной полосой,
То как шар, окруженный сияющим воздухом,
Золотой, огневой,
С переменными красными пятнами.
Ты — в хрустальности звезд и в порыве комет.
Ты от солнца идешь и, как солнечный свет,
Согревательно входишь в растенья
И, будя и меняя в них тайную влагу,
То засветишься алой гвоздикой,
То зашепчешь, как колос пушистый,
То протянешься пьяной лозой.
Ты как искра встаешь
Из глухой темноты,
Долго ждешь, стережешь.
Кто пришел? Это ты!
Через миг ты умрешь,
Но пока ты живешь,
Нет сильней, нет странней, нет светлей красоты!

Не устану тебя восхвалять,
О внезапный, о страшный, о вкрадчивый!
На тебе расплавляют металлы.
Близ тебя создают и куют
Много тяжких подков,
Много кос легкозвонных,
Чтоб косить, чтоб косить,
Много колец для пальцев лилейных,
Много колец, чтоб жизни сковать,
Чтобы в них, как в цепях, годы долгие быть
И устами остывшими слово "любить"
Повторять.
Много можешь ты странных вещей создавать,
Полносложность орудий, чтоб горы дробить,
Чтобы ценное золото в безднах добыть,
И отточенный нож, чтоб убить!

Вездесущий Огонь, я тебе посвятил все мечты,
Я такой же, как ты.
О, ты светишь, ты греешь, ты жжешь,
Ты живешь, ты живешь!
В старину ты, как Змей, прилетал без конца
И невест похищал от венца.
И, как огненный гость, много раз, в старину,
Ты утешил чужую жену.
О блестящий, о жгучий, о яростный!
В ярком пламени несколько разных слоев.
Ты горишь, как багряный, как темный, как желтый,
Весь согретый изменчивым золотом, праздник осенних листов.
Ты блестишь — как двенадцатицветный алмаз,
Как кошачья ласкательность женских влюбляющих глаз,
Как восторг изумрудной волны океана
В тот миг, как она преломляется,
Как весенний листок, на котором росинка дрожит и качается,
Как дрожанье зеленой мечты светляков,
Как мерцанье бродячих огней,
Как зажженные светом вечерним края облаков,
Распростерших свой траур над ликом сожженных и гаснущих дней!

Я помню, Огонь,
Как сжигал ты меня
Меж колдуний и ведьм, трепетавших от ласки Огня.
Нас терзали за то, что мы видели тайное,
Сожигали за радость полночного шабаша, —
Но увидевшим то, что мы видели,
Был не страшен Огонь.
Я помню еще,
О, я помню другое: горящие здания,
Где сжигали себя добровольно, средь тьмы,
Меж неверных, невидящих, верные — мы.
И при звуках молитв, с исступленными воплями
Мы слагали хваленья Даятелю сил.
Я помню, Огонь, я тебя полюбил!

Я знаю, Огонь,
И еще есть иное сиянье для нас,
Что горит перед взором навеки потухнувших глаз.
В нем внезапное знанье, в нем ужас, восторг
Пред безмерностью новых глубоких пространств.
Для чего, из чего, кто их взял, кто исторг,
Кто облек их в лучи многозвездных убранств?
Я уйду за ответом!
О душа восходящей стихии, стремящейся в твердь,
Я хочу, чтобы белым немеркнущим светом
Засветилась мне — смерть!