Я вам пишу звездой падучей,
крылом лебяжьим по весне…
Я вам пишу про дикий случай
явленья вашего во мне.
Пишу о том, как пел несмело:
взойди, взойди, моя заря!..
Я ради вас талант подделал,
как орден скифского царя…
Как я дружу с нейтронным веком,
как ярким словом дорожу…
И как не стал я человеком,
я вам пишу…
---
Хвалю запев в любом рассказе,
и сам начну издалека:
…Стоят казармы на Парнасе,
снежком присыпаны слегка.
Здесь начеку зимой и летом
поручик Лермонтов и Фет…
И сам Шекспир здесь спит одетым
уже четыре сотни лет.
Лишь иногда тумана стенка
качнется в мареве луны, –
и на свиданье Евтушенко
крадется мимо старшины…
Лишь иногда майорской дочке
ударят в сердце соловьи, –
и Вознесенский прячет очи,
еще хмельные от любви…
Бессмертье скучное изведав,
томятся пленники времен.
И за казармой Грибоедов
из пистолета бьет ворон…
Вот так великие зимуют,
и дозимуют, наконец, –
когда к Парнасу напрямую
прискачет пламенный гонец.
И Блок ружьем ссутулит спину,
и Маяковский – с палашом…
Парнас пустеет, а в долину
стремятся вороны гужом…
Война сегодня быстротечна,
война бездумна и беспечна,
война всеядна, как война, –
ей даже музыка нужна…
Но под полотнищами света,
под вой военныя трубы –
конец войне, и над планетой
взошли салютные столбы.
И сквознячком в народной массе
летает дым – победный чад…
Гудит толпа… А на Парнасе
казармы холодно молчат.
Совсем озябшая березка,
над ней – холодная звезда…
Но – чуткий звук… А может, просто
звенит святая пустота…
Но вздрогнет заяц на опушке,
но веткой белочка качнет,
но скрипнет дверь, и выйдет Пушкин,
и кружкой снегу зачерпнет.
---
Книга Жизни - мой цвет-первоцвет!
Имена, как цветы на полянке...
В темных чащах - таинственный фет,
на озерах - кувшинки-бианки...
Белый дым, голубой березняк
да подсолнухи ростом до крыши.
Иван-чай, паустовский да мак.
Подорожник, ромашка да пришвин...
---
А в детстве все до мелочей
полно значения и смысла:
и белый свет, и тьма ночей,
крыло, весло и коромысло...
И чешуя пятнистых щук,
цыпленок, коршуном убитый,
и крик совы, и майский жук,
и луг, литовкою побритый.
Как в кровь - молекула вина,
как в чуткий мозг - стихотворенье,
как в ночь июльскую - луна, -
в сознанье входит точка зренья.
---
Она ушла, и небо не упало,
и за окошком взрывы не видны...
Держу стакан, а в нем - четыре балла
прозрачной газированной волны.
---
Я не поэт. Стихи - святое дело.
В них так воздушно, нежно и светло...
Мне ж дай предмет, чтоб тронул -
и запело, или хотя бы пальцы обожгло.
---
Поэзия – не поза и не роль.
Коль жизнь под солнцем – вечное сраженье, –
стихи – моя реакция на боль,
моя самозащита и отмщенье!
---
Живу в таинственном местечке,
в краю запуганных зверей.
Моя избушка возле речки
стоит без окон и дверей.
Окно и дверь на зорьке ясной
унес сохатый на рогах.
Погожей ночью и в ненастье
мой сон черемухой пропах.
Налево – согра, справа – ельник…
Разрыв-трава, трава-поклон,
ромашка, донник, можжевельник,
анчар, черемуха и клен…
Зверья не видно… Научилось
внезапно прятаться зверье.
Любой хорек, скажи на милость,
почует издали ружье.
Покоя нет лесному богу,
грохочут взрывы круглый год…
Бульдозер, рухнувший в берлогу,
как мамонт пойманный ревет.
---
Два ствола, как крылья за спиной,
задевают сосенки да елки…
Освистали рябчики весной
громовой дебют моей двустволки.
Терпкий вкус черемух и брусник
запиваю спиртом или чагой.
Нагадал мне старенький лесник
вечно быть охотником-бродягой.
Вечно караулить водопой
звезд и фантастических видений,
горевать над дивною судьбой
одиноких женщин и растений.
---
Смешная, бескорыстная,
без лишних позолот,
преступная и быстрая,
горячая, как лед,
удушливая, летняя,
сухая, как зола, -
Любовь моя последняя,
спасибо, что была!
«Он был загадкой, быть может, самой загадочной в истории города Омска. Он был мистификатором, может быть, самым талантливым в Сибири. Его стихами восхищались Твардовский и Евтушенко, а рисунки его ставили в тупик почитателей заскорузлого реализма. Он был Сталкером, он существовал в двух реальностях, в четвертом измерении своей фантазии и в трехмерном закрытом городе на Иртыше. Иногда он путал эти пространства, как путают двери, и тогда вахтер по имени Обыватель мстил ему…». М. Колодинский.
Заря, заря, вершина декабря…
В лесах забыт, один у стога стыну.
Встает в тиши холодная заря,
Мороз, как бык, вылизывает спину.
Качнулась чутко веточка-стрела,
И на поляну вымахнул сохатый…
И, падая на землю из ствола,
Запела гильза маленьким набатом…
Заря не зря, и я не зря, и зверь!..
Не зря стволы пустеют в два оконца…
И, как прозренье в маленькую дверь,
Через глаза
в меня
входило
солнце!