Людмила Рублевская мне знакома как бессменный литературный обозреватель отдела культуры газеты «Беларусь сегодня» ("Советская Белоруссия"). Она пишет рецензии на белорусском и русском языке, вспоминаются статьи о книгах «Каханак Вялікай Мядзведзіцы» Сергея Песецкого, "Призраки" Чака Паланика (под впечатлением от ее рецензии даже написала стихотворение "Плен" , там такие были строчки, буквально, зарифмовка ее предложений "В один прекрасный солнечный день Не будет никто одинок. А пока мы запремся крепче и сломаем дверной замок"). И, конечно, как лит сотрудник, она берет интервью у деятелей культуры. Умные и интересные статьи Людмилы всегда любопытно прочитать.
26 апреля 1986
Беларусь! Души моей колыбель!
Озеро лилейного света!
До своей гибели столь близко
Ты еще никогда не была.
И отвары доктора Скорины
Пролились в чахлую траву.
По небесной призрачной тропе
Покидает доктор Беларусь.
И за ним идет к зор Завальня,
Свечу загибает долой.
Догоняет челнок старинный,
Что с Полесья взят высотой.
"Что-то предков путь до слепого глаза", –
Удивится забытый детьми дед.
И душа старческая с облегчением
Отлетит за взглядом вслед.
А тропина белая тоньше,
И по ней-как по лезвию в жизни –
Улыбчивый апостол Короткевич
С огненной водой несет патир.
Путь растаял - и величественные тени
Вне нашего взгляда плывут.
Дождь пошел.
Или смерть, или благословение
Капли серебноглазые несут?
---
Мне грустно было и страшно,
И пахло лимоном в кухне.
И я отыскала спички -
Пришёл в темноту огонь.
А я за окно взглянула -
Ангелы на деревьях,
И в длинных белых одеждах
Качаются на ветвях.
Смеялись все ангелочки,
Как дети, милы и умны,
Глядели в пустые окна -
Что делают люди в ночи?
Подскакивали ангелочки
На мокрых упругих ветках,
Смеялись они и пели,
Смеялись и жили они.
Меж тем огонёк так прожёг
Тоненькую свою спичку,
Что быстро тронул за пальцы
Забывчивую хозяйку.
Я ойкнула - сразу на пол
Погасший упал уголёк.
Я снова в окно взглянула -
А там расцвели каштаны.
Каштан под окном, красуясь,
Баюкал цветки свои.
Алиса
Девочка в кружевах поет ангельскую песню.
Стрекозы над речкой чертят арабские цифры.
А челнок плывет. И ровненькую линию черкает.
И в волнах люстрируются деревья, кружева и нимбы.
Девочка в кружевах и пастор в черном костюме.
Над ними стрекозы, облака и окна в Засветье.
Сжимается время и растягивается, как резина,
И в мир за зеркалом исчезает кружевной ветер.
Девочка уставила в небо голубые глаза.
Она не попадет никогда на бал королевы.
А пастор в черном поверить в это не хочет,
Веслом разбивая нимбы на волнах и деревья.
Девочка поблагодарит за необычную сказку,
Из зеркала осыплется выцветший слой амальгамы.
И что наши сказки, аллюзии, нимбы и маски
Пред ясной витриною галантерейного магазина.
Две ручки в перчатках покручивают сон-зонтик,
Стрекозы мелькают, как феи. Пейзаж пасторальный.
И белой пыльцой безнадежность осыпала виски.
В путь через зеркало, поэте.
В путь прощальный.
---
Ей хотелось быть птицей.
Не орлицей, не чаицей, не канарейкой, упаси Боже –
Никакой экзотики.
Серой, совсем незаметной,
Только бы птицей.
Из тех существ,
Что картошки не сеют, ни пшена,
Не ткут, не печатают…
И не мнется, досконально ли пелось вчера.
Ей хотелось быть птицей.
Ей горланят: дедлайн!
Где статья, рассказ, рисунок?
У тебя же сейчас лекция,
Сходка, планерка, потоп и холера…
А она все клюет
Какой-то серый батон на асфальте,
Потом пырх-и на крыше,
И ей до холеры-холера,
И потоп, и дедлайн,
И отсутствие гнезда и кормушки,
И что Бог не создал ее
Чайкой, орлом, канарейкой.
В ладонях Святого Франциска
Стигматы и зерно.
Хватит каждому птаху.
Пошли,
Пособираем по перышку на крылья.
---
Строка безоружный и бесспорный
Слабым-единственно верный щит.
И не исчезать поэтом вечно,
В вечной песне живя.
Если пойду с юдоли горе,
Не закончив лучшее предложение,
То Божий мир меня повторит,
Как повторял уже не раз.
Как море, зори и озера,
Которые в вечность заберу.
Мир щедр.
Мир меня повторит...
Ну, а не мир,
так Беларусь. -
Мне-хватит...