Литература

Латвийский драматург, поэт, прозаик, публицист Владимир ДОЗОРЦЕВ (род. 3 июля 1939) — автор пьесы «Последний посетитель»,

романа «Одинокий стрелок по бегущей мишени», повестей «Речь неофита при погребении овцы», «Объезд», сборников стихов «Автострада», «Гон», «Печаль свободного полёта», «В ожидании Суда», «Персональный код», «Двухтысячный год» и др. — какие из них вы читали, что-то понравилось (и/или запомнилось) из его ПОЭТИЧЕСКОГО творчества? (2–3 примера)
К Сальери (поэма)

Имеют смысл лишь мифы о тебе,
о ней, о нем, о миссии народа.
Что западает на язык толпе?
Намек. На ложку дегтя или меда.

Так остается в памяти сюжет
из жизни исторического тела,
когда уже забылся взгляд и жест,
но по намеку вспомнишь, в чем там дело.

История времен, как и людей,
тем и берет, что тяготеет к притче.
Зачем ей без корысти иудей
и римлянин без Беатриче?

И музыкант австрийского двора
без мышьяка для гения и друга?
Без мышьяка не наскребешь добра
и зла на квадратуру круга.

Все жития - не больше, чем урок,
где летописец извлекает прок
из прошлого, тасуя пересуды.
И мы с тобой, читая между строк,
заучим, что сюжетен лишь порок.
Здесь - чистый яд, там - поцелуй Иуды...

Мертвый сезон

Расставим стулья так, как при большой уборке
Закрытого уже приморского кафе.
Последний алконавт, как тот моряк у Лорки,
Уходит по кривой, куда уходят все.

Пора и нам домой из временного улья.
Но дом на одного жильца. И потому
Уловка помогать сдвигать столы и стулья
Есть повод лишний час побыть не одному.

Тем более – сентябрь. И если ночь бессонна,
Ты слышишь молотки отчетливей всего.
А это значит, жить до мертвого сезона
С забитыми кафе осталось – ничего.

Я не умею жить один. С приходом ночи
Меня смущает скрип в небесном колесе.
Но если не постичь науку одиночеств,
То как нам уходить, куда уходят все?

Я говорю себе: осваивай потери,
Благодари болезнь, благослови беду.
В умолкнувшем звонке, в задернутой портьере
Не больше пустоты, чем в жизни на виду.

Наука отвыкать тем тяжелей, чем ближе
Тот возраст, за каким забвенье на кону.
Лишь потому никто полковнику не пишет,
Что все-таки он сам не пишет никому.

И если почтальон заедет ненароком
В твой одинокий дом в прибрежной полосе,
Оставь ему листок, прикнопленный к воротам,
О том, что все ушли, куда уходят все.

Зона допуска

Читая в Дувре старого Тарле
с карандашом и с помощью закладки
билетом на паром в Па-де- Кале,
ты не находишь у него догадки

о том, что если ты со школьных парт
так ненавидишь Францию за рабство
о. Корсики и ты Буонапарт,
то у тебя – всего одно царапство:

пойти служить великому врагу.
Чтоб в перспективе (дальше или ближе)
за Корсику! и через не могу!
сесть императором в Париже,

втянуть вторую родину в войну,
насочинять законов на колене,
растратить войско, разорить страну
и плохо кончить на Святой Елене.

Приносят виски, плед и провиант.
Но путь водой до Франции недолог.
И доказать возможный вариант
тут не успеет даже конспиролог.
Юрий Золотухин
Юрий Золотухин
79 606
Лучший ответ
Владимир и Дозорцев и латвийский?)
Бывает же
Объезд - лучший фильм!

Похожие вопросы