Поэт, прозаик, переводчик Владимир ЦЫБИН (11.3.1932—2001) — автор сборников, книг: «Медовуха», «Пульс», «Ау!», «Глагол»,

"Ранняя лирика Цыбина, посвящённая жизни казаков, соединяет в себе образные, красочные описания природы с изображением событий, нередко из времён гражданской войны. Его описания природы часто символизируют отношение человека к жизни или к другим людям. В стихах Цыбина тесная связь с родной землёй сохранилась и тогда, когда он постепенно обратился к философской лирике, к душевным разногласиям с самим собой, к оценке собственной жизни." - Вольфганг Казак

И хочется рано проснуться
и, шурясь спросонья на свет,
доверчиво вдруг потянуться
к чему-то,
чего ещё нет,
где всё в первый раз, всё иное:
и тёплое утро, и луг,
где слышишь большое, сквозное,
живое
в себе и вокруг.
Свет сыплется белой порошей,
щемящий, прозрачный, тугой.
Спасибо,
день ясный, хороший,
за то, что родился такой.
Спасибо,
что жить привыкая,
отвык я от прожитых лет.
Глаза от себя отпускаю –
бегите, глядите на свет.
Спасибо
за то, что не мучит,
не тянет к иному теплу,
что хрупкий и тоненький лучик
ловлю на щеке, как пчелу.
Спасибо за то, что я рано
проснулся,
когда наяву
и боязно как-то и странно, –
а вдруг я ещё не живу…
---
Пусть не могу я быть нежнее,
ведь так короток встречи час.
Я даже нежностью своею
и то боюсь обидеть Вас.
А звезды льются - не сорвутся
и хоть озябли Вы слегка,
но, чтобы Ваших плеч коснуться,
не поднимается рука.
И медлю я в апрельский вечер,
в озноб бросающий порой,
накрыть озябнувшие плечи,
неосторожною полой.
И Вы, за то, что я робею,
меня простите.
В этот час
я даже нежностью своею
и то боюсь обидеть Вас.
---
Поднялся, ветром горло обвязав,
журавль над колодцем, как жираф.
И заглянуть туда охота мне,
где чёрная звезда лежит на дне.
И от неё из зыбкого окна,
утопшая струится тишина.
Оттуда, где покорная вода,
звезда дневная белая видна.
И на её обратной стороне
в другую даль смотреть когда-то мне.
Меж белою и чёрною звездой
кажусь я тенью ветки молодой
и негасимой искрой на лету
на миг друг с другом
две звезды сплету…
---
Что слово?
Речь, звезды сиянье,
похолоданье рос, вино.
И терпеливое молчанье.
когда оно обречено. -
и ты как на земле ничейной
между своих
и тех, чужих.
Что слово?
Блеск воды вечерней,
иль теплый дух муки над мельней,
иль лошадиный влажный дых?
Что слово?
Гул от лесосплава,
иль след гусиный по волне,
иль слава та,
что как опала
пришла по собственной вине?
Вглядись-
лес полон земляники,
и листья вербы держат дождь.
Не оттого ли тихо-тихо
под сердцем ты услышишь дрожь.
И через зябкость, через смутность,
как будто издали-
в себе
почувствуешь ты мира юность,
что отдана твоей судьбе.
Как будто вспомнить хочешь веху
через какой-то перевал,
как будто вспоминаешь эхо,
что десять лет назад слыхал.
А что слыхал?
Воды дрожанье
и перевоза дальний скрип,
и лип
пчелиное жужжанье,
плесканье
трепетное рыб?
И все полно тепла,
не сиро-
и блеск звезды, и плеск плотвы.
И кажется,
что душу мира
ты слышишь в трепете листвы,
в движенье трав, в дыханье рощи
и в материнской доброте,
и в том,
что ты порою гнешься
в велеречивой суете.
Но над бедой твоей недавней,
во глубине души трубя,
гул слова, строгий и державный,
внезапно выпрямит тебя!
---
В больнице умер инвалид,
и три солдатские медали
за то, что не был он убит,
теперь в ногах его лежали.

Чист пиджачишко, и чиста
на нем рубашка, галстук – криво.
Так обрядила медсестра
его для смерти суетливо.

Под плач привычный двух старух
прощался этот мир с солдатом,
и тополиный влажный пух
накрыл его,
как маскхалатом.

Один. Давно в земле жена.
А дети? Кто их знает – дети.
Она еще жива, война,
с тех пор так и идет на свете.

Так и не смог никто из нас
припомнить, воскресить слезою,
что он в прощальный, строгий час
любил забытою душою...

***
Зиме не полгода исполнилось - тысячу лет...
И все-таки иней уже невесом и незвонок,
а я наступаю на чей-то застуженный след,
как будто на дали давно потускневший обломок.
А я - словно вьюга,
а я начинаю весну,
хоть смутных снегов шуршит нераскрытая карта,
с того, что в ладони озябшей моей на весу
сосульки дрожат - колокольчики первые марта.
Еще задыхается возле обочин мороз
и жесткою вьюгой тропинки в лесах перетерты,
меня в эту провесень ветер вселенский занес,
и холод скользит по натруженным стенкам аорты.
Не знаю куда, не знаю, зачем я бреду,
звезды зажигать над моею дорогой не надо -
созвездья снежинок лежат на засыпанном льду,
и нити, как нервы, натянуты у снегопада.
Куда я иду, прорывая его наугад?
Холодной дороге не видно начала и краю,
и кажется только -
собой осветив снегопад,
я вспышкою белой куда-то взметнусь
и растаю...