«Всё непреложней с годами, всё чаще и чаще /Я начинаю испытывать странное чувство: /Словно я заново эти листаю страницы,

Юрий Левитанский "Попытка утешенья"

Все непреложней с годами, все чаще и чаще,
я начинаю испытывать странное чувство,
словно я заново эти листаю страницы,
словно однажды уже я читал эту книгу.

Мне начинает все чаще с годами казаться —
и все решительней крепнет во мне убежденье —
этих листов пожелтевших руками касаться
мне, несомненно, однажды уже приходилось.

Я говорю вам — послушайте, о, не печальтесь,
о, не скорбите безмерно о вашей потере —
ибо я помню, что где-то на пятой странице
вы все равно успокоитесь и обретете.

Я говорю вам — не следует так убиваться,
о, погодите, увидите, все обойдется –
ибо я помню, что где-то страниц через десять
вы напеваете некий мотивчик веселый.

Я говорю вам — не надо заламывать руки,
хоть вам и кажется небо сегодня с овчину —
ибо я помню, что где-то на сотой странице
вы улыбаетесь, как ничего не бывало.

Я говорю вам — я в этом могу поручиться,
я говорю вам — ручаюсь моей головою,
ибо, воистину, ведаю все, что случится
следом за тою и следом за этой главою...

Я говорю себе — будут и горше страницы,
будут горчайшие, будут последние строки,
чтобы печалиться, чтобы заламывать руки, —
да ведь и это всего до страницы такой-то.

В поэзии Ю. Левитанского выделяются некие устойчивые константы – жанровые клише, возникающие на стыке нескольких жанровых «валентностей». Весьма велик «удельный вес» философского этюда – стихотворения, тематически и сюжетно построенного на основе размышлений автора о себе и своем месте в мире, о роли вселенской Памяти, судьбы человечества в нескончаемом временном потоке и т. д.

Падают листья осеннего сада,
в землю ложится зерно.
Что преходяще, а что остается —
знать никому не дано.

Беглый мазок на холсте безымянном,
вязи старинной строка.
Что остается, а что преходяще —
тайна сия велика.

Пламя погаснет и высохнет русло,
наземь падут дерева.
Эта простая и мудрая тайна
вечно пребудет жива.

Так отчего так победно и громко
где-то над талой водой —
все остается! все остается! —
голос поет молодой?

И отчего так легко и звеняще
в гуще сплетенных ветвей —
непреходяще! непреходяще! —
юный твердит соловей?
---
Кто-нибудь утром проснется сегодня и ахнет,
и удивится — как близко черемухой пахнет,
пахнет влюбленностью, пахнет любовным признаньем,
жизнь впереди — как еще не раскрытая книга.

Кто-нибудь утром проснется сегодня и ахнет,
и удивится — как быстро черемуха чахнет,
сохнет под окнами деревце, вьюгою пахнет,
пахнет снегами, морозом, зимой, холодами.

Максимилиан Волошин

Весна идет, щебечут птицы,
Прозрачный воздух свеж и тих.
На эти белые страницы
Я заношу Вам первый стих.
Весна идет. Вольна дорога,
Вольнее крылья вешних птиц.
И в книге жизни очень много
Не зарисованных страниц.

Александр Блок. Возмездие

Ты, поразившая Денницу,
Благослови на здешний путь!
Позволь хоть малую страницу
Из книги жизни повернуть.
Дай мне неспешно и нелживо
Поведать пред Лицом Твоим
О том, что мы в себе таим,
О том, что в здешнем мире живо,
О том, как зреет гнев в сердцах,
И с гневом – юность и свобода,
Как в каждом дышит дух народа,
Сыны отражены в отцах:

Мирра Лохвицкая

Жизнь – повторение вечное
Прежде начертанных строк.
Жизнь – торжество быстротечное,
Встреча безвестных дорог.

Жизнь – поношенье избранников,
Камень, влекущий на дно.
Жизнь – одиночество странников,
Цепи великой звено.

Жизнь – упованье незнающих,
Ключ в заповеданный сад.
Жизнь – испытанье страдающих,
Скорбь несказанных утрат.

Жизнь – это книга священная,
Путь в голубые края.
Тайна, во мгле сокровенная.
Жизнь – это сон бытия.

Марина Цветаева. Молитва

Христос и Бог! Я жажду чуда
Теперь, сейчас, в начале дня!
О, дай мне умереть, покуда
Вся жизнь как книга для меня.

Ты мудрый, ты не скажешь строго:
– «Терпи, еще не кончен срок».
Ты сам мне подал – слишком много!
Я жажду сразу – всех дорог!

....В тебе самом — история человечества, тот огромный опыт, те глубоко
укоренившиеся страхи, тревоги, та печаль, те удовольствия и убеждения,
которые впитывал в себя человек на протяжении тысячелетий.
Ты и есть эта книга.
Она не напечатана ни одним издателем. Она не продается.
Ни к одному специалисту не сможешь ты обратиться за разъяснением, потому
что его собственная книга ничем не отличается от твоей.
(Джидду Кришнамурти)

Многие русские писатели ищут основы, на которых держится духовный
мир отдельного человека и народа в целом -понятия Бога, святости,
духовного подвига, поклонения, паломничества, служения и проч.
У Астафьева это, например, маленький северный цветок со льдинкой на дне
чашечки и Енисей как мифологическая "река жизни".

В рассказе "Капля", который стоит в начале цикла"Царь-рыба", размышления
начинаются с поэтического наблюдения:" Тайга дышала, просыпалась, росла.
А капля?
Я оглянулся и от серебристого крапа, невдали переходящего в сплошное
сияние, зажмурил глаза.
На заостренном конце продолговатого ивового листа набухла, созрела
продолговатая капля и, тяжелой силой налитая, замерла,
боясь обрушить мир своим падением. И я замер:
"Не падай! Не падай! " - заклинал я, просил, молил,
кожей и сердцем внимая покою, скрытому в себе и в мире. "

Вид этой капли, замершей на кончике ивового листа, вызывает целый
поток переживаний Автора -мысли о хрупкости и трепетности самой жизни,
тревогу за судьбы наших детей, которые рано или поздно "останутся одни,
сами с собой и с этим прекраснейшим и грозным миром",
и душа его "наполнила все вокруг беспокойством, недоверием, ожиданием
беды".
Правда, эта тревожная медитация завершается на мажорной ноте:
" ...Сердце мое трепыхнулось и обмерло в радости: на каждом листке, на
каждой хвоинке, травке, в венцах соцветий, на дудках дедюлек, на лапах
пихтарников, на необгорелыми концами высунувшихся из костра Дровах,
на одежде, на сухостоинах и на живых стволах деревьев, даже на сапогах
спящих ребят мерцали, светились, играли капли, и каждая роняла
крошечную блестку света,
но, слившись вместе, эти блестки заливали сиянием торжествующей жизни
все вокруг, и вроде бы впервые за четверть века, минувшего с войны, я, не
зная, кому в этот миг воздать благодарность, пролепетал, а быть может,
подумал:
"Как хорошо, что меня не убили на войне, и я дожил до этого утра".

( Сам Виктор Петрович в раздумьях о вечном )