Поэт-романтик Юлиуш СЛОВАЦКИЙ писал лирические поэмы, драмы и «напевною прозой рассказанные повести души – видения».

РАЗЛУКА
Разлучились, но помним и любим друг друга,
Между нами проносится голубь печали,
Он нам вести приносит: я знаю, одна ли
Ты в саду или в горнице, — плачешь, подруга!

Знаю час, когда боль тебя мучит нещадно,
Знаю слово, какое слезу вызывает,
И звездой ты мне светишь на небе отрадно,
Той, что плачет и синею искрой сверкает.

Не увижу тебя, — что мечтать мне впустую,—
Но я знаю твой дом, знаю сада сиянье,
И тебя и глаза твои в мыслях рисую,—
Ты в саду в белоснежном своем одеянье.

Тщетно ты бы мои создавала пейзажи,
Их луной золотя иль зарею нагорной,
Мне под окна, увы, не осмелишься даже
Сбросить небо, назвав его гладью озерной.

Разлучать бы ты озеро с небом не стала
Днем вершинами гор, ночью скал синевою;
Ты не знаешь, что тучи, как кудри на скалах,
Словно в трауре скалы стоят под луною;

Ты не знаешь, где всходит жемчужина эта,
Что избрал я твоею звездою счастливой;
Ты не знаешь, что два огонечка — два света
В двух оконцах горят под горой молчаливой...

Ты ж погасла навек для скитальца, подруга!
И свидания час никогда не настанет.
Умолкаем и вновь призываем друг друга…
пер. А. Ахматовой

ГИМН
Мне горько, боже! — Мир передо мною
В закатный час ты радугами красишь,
Огонь звезды над гладью голубою
В глубинах гасишь,
Волну и небо золотишь, и все же
Мне горько, боже!

Довольства я лишен и ласки прежней,
Как злак пустой, стою среди пустыни…
Для посторонних лик мой безмятежней
Небесной сини,
Но пред тобой таить печаль негоже:
Мне горько, боже!

Уходит мать — исходят плачем дети,
Вот так и я слезой готов излиться,
На солнце глядя, в чьем прощальном свете
Волна искрится.
Я знаю, что взойдет оно, — так что же
Мне горько, боже?

Блуждая в море, где ни дна, ни мели,—
В ста милях — берег и другой — в ста милях,
Я видел: стаей аисты летели
На мощных крыльях.
Такие же, как в Польше! Как похожи!
Мне горько, боже!

Не оттого ль, что я встречал могилы
И что почти не знал родного дома,
Что в непогоду брел, теряя силы,
Под рокот грома,
Что где-то рухну раньше или позже,
Мне горько, боже!..

Невинному ребенку наказали
Молиться за меня… Но я ведь знаю,
Что мой корабль плывет в глухие дали,
К чужому краю,
И что мольбы бессильны… Отчего же
Мне горько, боже?

На радугу, которую в просторе,
Как ныне, ангелы твои раскинут,
Иные поколенья глянут вскоре,
А после — сгинут.
И потому, что сам я сгину тоже,
Мне горько, боже!
пер. А. Ревича

МОЕ ЗАВЕЩАНЬЕ
С вами жил я, и плакал, и мучился с вами.
Равнодушным не помню себя ни к кому.
А теперь, перед смертью, как в темном предхрамье,
Головы опечаленной не подниму.

Никакого наследства я не оставляю
Ни для лиры умолкнувшей, ни для семьи.
Бледной молнией имя мое озаряя,
Догорят средь потомства творенья мои.

Вы же, знавшие близко меня, расскажите,
Как любил я корабль натерпевшийся наш,
И до этой минуты стоял на бушприте,
Но тону, потому что погиб экипаж.

И когда-нибудь, в думах о старых утратах,
Согласитесь, что плащ был на мне без пятна.
Не из милости выпрошенный у богатых,
А завещанный дедом на все времена.

Пусть друзья мое сердце на ветках алоэ
Сообща как-нибудь зимней ночью сожгут
И родной моей матери урну с золою,
Давшей сердце мне это, назад отнесут.

А потом за столом пусть наполнят бокалы
И запьют свое горе и нашу беду.
Я приду к ним и тенью привижусь средь зала,
Если узником только не буду в аду.

В заключенье — живите, служите народу,
Не теряйте надежды, чтоб ночь побороть.
А придется, каменьями падайте в воду
В светлой вере: те камни кидает господь...

У какого другого хватило б порыва
Одиноко, без всякой подмоги чужой,
Неуклонно, как кормчие и водоливы,
Править доверху душами полной баржой.

И как раз глубина моего сумасбродства,
От которой таких навидался я бед,
Скоро даст вам почувствовать ваше сиротство
И забросит в грядущее издали свет.
пер. Б. Пастернака

В подлиннике читала. Не особо понравился