«О, краски осени! Вы мне / дороже и весны, и лета! / И стали нравиться вдвойне /воображению поэта!..»: как вы продолжите

Амурная тематика сентября... Ты стала нравиться вдвойне воображению поэта!.

...Что за погода нынче на дворе?
А впрочем, нет мне до погоды дела — и в январе живу, как в сентябре,
настойчиво и оголтело.
Сентябрь, не отводи твоё крыло, твоё крыло оранжевого цвета.
Отсрочь твоё последнее число и подари мне промедленье это.
Повремени и не клонись ко сну.
Охваченный желанием даренья, как и тогда, транжирь свою казну, побалуй
все растущие деревья.
Что делалось! Как напряглась трава, чтоб зеленеть с такою полнотою, и дерево,
как медная труба, сияло и играло над землею. На палисадники, набитые битком,
всё тратилась и тратилась природа.
Испуганных художников толпа на цвет земли смотрела воровато, толпилась,
вытирала пот со лба, кричала, что она не виновата:
она не затевала кутерьму, и эти краски красные пролиты не ей — и в
доказательство тому казала свои бедные палитры.
Нет, вы не виноваты.
Всё равнообречены менять окраску ветви.
И мы увиделись.
Мы встретились, как дети поутру, — от нежности, готовности к добру и
робости перед словами.
Сентябрь, во всём твоя вина, ты действовал так слепо и неверно.
Свобода равнодушья, ты одна будь проклята и будь благословенна.
Счастливы подзащитные твои — в пределах крепости, поставленной тобою,
неуязвимые для боли и любви, как мстительно они следят за мною.
И мы увиделись.
Справлял свои пиры сентябрь, не проявляя недоверья.
Сентябрь добавил нашим волосам оранжевый оттенок увяданья.
Он жить учил нас, как живёт он сам, —напрягшись для последнего свиданья…
Как щедро это одаренье меня тобой!
О нежности перерасход! Он все пределы превышает.
К чему он дальше приведет?
Так жемчугами осыпают, и не спасает нас навес, так — музыкою осеняют,
так — дождик падает с небес.
Так ты протягиваешь руки навстречу моему лицу, и в этом — запахи и звуки,
как будто вечером в лесу.
Так — головой в траву ложатся, так — держат руки на груди и в небо смотрят.
Так — лишаются любимого.
Но погоди —сентябрь ответит за растрату и волею календаря еще изведает
расплату за то, что крал у октября. И мы причастны к этой краже.
Сентябрь, все кончено? Листы уж падают?
Но мы-то — краше, но мы надежнее, чем ты. Да, мы немалый шанс имеем не
проиграть. И говорю:— Любимый, будь высокомерен и холоден к календарю.
Наш праздник им не обозначен. Вне расписания его мы вместе празднуем и
плачем на гребне пира своего. Все им предписанные будни как воскресения
летят и музыка играет в бубны.
Там было дерево. Оно — сияло и звалось рябина, как в сентябре и быть
должно.
Сентябрь-чудак и выживать мастак. Быть может, он не разминётся с нами,
пока не будет так, что мы его покинем сами.
И станет он покинутый тобой, и осень обнажит свои прорехи.
Вот щёлкают и потрошат кусты, репейники приклеивают к платью и говорят:
— А что же плачешь ты? —Что плачу я? Что плачу?
Наладится такая тишина, как под водой, как под морской водою.
И надо жить.
У жизни есть одна привычка — жить, что б ни было с тобою.
Изображать счастливую чету, и отдышаться в этой жизни мирной,
и преступить заветную черту — блаженной тупости.
Но ты, мой милый, ты на себя
не принимай труда печалиться.
печалиться. Среди зимы и лета,
в другие месяцы - нам никогда
не испытать оранжевого цвета.
Отпразднуем последнюю беду.
Рябиновые доломаем ветки.
Клянусь тебе двенадцать раз в году:
я в сентябре.
И буду там вовеки.
(Белла Ахмадулина-Юрию Нагибину)

Вот та прохлада в душе, тот неуют и печаль в душе, под которым
может быть скрывается счастье.

...Не обойти тебя приветом,
И не раскаяться потом...
Любви начало было летом,
Конец - осенним сентябрём.
(Н. Клюев)
То -холод, то-жарко--то-тишь, то-безумства,
Как игры погоды похожи на чувства.
И чувства меняются как сентябрьская непостоянная погода.

Оранжево-красное небо.
Порывистый ветер качает
Кровавую гроздь рябины.
Н. Гумилев

Но если, туп как дерево, родился баобабом,
То будешь баобабом тыщу лет, пока помрёшь!