Литература
«Когда, священный Парфенон, / Я увидал в лазури чистой / Впервые мрамор золотистый / Твоих божественных колонн, /
Твой камень, солнцем весь облитый…»: когда же в действительности произошло то, о чём вспоминает Д. Мережковский? Кто ещё из русских поэтов писал о Парфеноне и/или других памятниках Греции, не подскажете? (2–3 примера)
Дмитрий Мережковский. Парфенон
Мне будет вечно дорог день,
Когда вступил я, Пропилеи,
Под вашу мраморную сень,
Что пены волн морских белее,
Когда, священный Парфенон,
Я увидал в лазури чистой
Впервые мрамор золотистый
Твоих божественных колонн,
Твой камень, солнцем весь облитый,
Прозрачный, теплый и живой,
Как тело юной Афродиты,
Рожденной пеною морской.
Здесь было всё душе родное,
И Саламин, и Геликон,
И это море голубое
Меж белых, девственных колонн.
С тех пор душе моей святыня,
О скудной Аттики земля, –
Твоя печальная пустыня,
Твои сожженные поля!
1892
Ионическое море
Валерий Брюсов. Эры
Но затворники зал ждут (утес у стремнины
Дней), в витринах, на цоколях, к нишам, как встарь,
Киры, Кадмы, Сети, Цезари, Антонины;
Мчит свой бег Парфенон, дым – Пергамский алтарь.
В ряд зажаты, том к тому, столетий примеры, –
С нашей выси во глубь дум витой виадук, –
Там певцы Вед, Книг Мертвых, снов Библий, Гомеры,
Те ж, как в час, где над жизнью плыл пылкий Мардук.
---
Вот словно волны нахлынут –
Фивы, и Дельфы, и Самний;
Вакховы тигры разинут
Кровью горящие пасти;
Дрот гладиаторы ринут…
Чу! плеск «vestalis et damai»!
Те же в восторге застынут,
Слушая миф о Иокасте…
Бенедикт Лившиц
Так в чем же, наконец, живет простая,
Неразложимая твоя душа,
То Парфеноном полым прорастая,
То изнывая в жерди камыша?
И где же сердцевина небосвода,
Когда, фракийским ужасом полна,
Захлестывает пояс хоровода
Твоей свободы дикая волна?
И все-таки – и все-таки, немея
В последний час, зову тебя: Психе!
И все-таки системы Птоломея
Не признаю ни в жизни, ни в стихе!..
Максимилиан Волошин. Акрополь
Серый шифер. Белый тополь.
Пламенеющий залив.
В серебристой мгле олив
Усеченный холм – Акрополь.
Ряд рассеченных ступеней,
Портик тяжких Пропилей,
И за грудами камений,
В сетке легких синих теней,
Искры мраморных аллей.
Небо знойно и бездонно –
Веет синим огоньком.
Как струна, звенит колонна
С ионийским завитком.
За извивами Кефиза
Заплелись уступы гор
В рыже-огненный узор…
Луч заката брызнул снизу…
Над долиной сноп огней…
Рдеет пламенем над ней он –
В горне бронзовых лучей
Загорелый Эрехтейон…
Ночь взглянула мне в лицо.
Черны ветви кипариса.
А у ног, свернув кольцо,
Спит театр Диониса.
Дельфы
Стеснили путь хребтов громады.
В долинах тень и дымка мглы.
Горят на солнце Федриады
И клекчут Зевсовы орлы.
Величье тайн и древней мощи
В душе родит святой испуг.
Безгласны лавровые рощи,
И эхо множит каждый звук.
По руслам рвов, на дне ущелий
Не молкнет молвь ручьев седых.
Из язв земли, из горных щелей,
Как пар, встает туманный дых.
Сюда, венчанного лозою, –
В долину Дельф, к устам земли
Благочестивою стезею
Меня молитвы привели.
Я плыл по морю за дельфином,
И в полдень белая звезда
Меня по выжженным равнинам
Вела до змиева гнезда.
Но не вольна праматерь Гея
Рожать сынов. Пифон умолк,
И сторожат пещеру змея
Священный лавр, дельфийский волк.
И там, где Гад ползою мрачной
Темнил полдневный призрак дня,
Струей холодной и прозрачной
Сочится ископыть коня.
И где колчан с угрозой звякал
И змея бог стрелой язвил,
Вещает праведный оракул
И горек лавр во рту Сивилл.
И ветвь оливы дикой место
Под сенью милостной хранит,
Где бог гонимого Ореста
Укрыл от гнева Эвменид.
В стихийный хаос – строй закона.
На бездны духа – пышность риз.
И убиенный Дионис –
В гробу пред храмом Аполлона!
Николай Гумилев. Воин Агамемнона
Смутную душу мою тяготит
Странный и страшный вопрос:
Можно ли жить, если умер Атрид,
Умер на ложе из роз?
Все, что нам снилось всегда и везде,
Наше желанье и страх,
Все отражалось, как в чистой воде,
В этих спокойных очах.
В мышцах жила несказанная мощь,
Нега — в изгибе колен,
Был он прекрасен, как облако, — вождь
Золотоносных Микен.
---
В час моего ночного бреда
Ты возникаешь пред глазами –
Самофракийская Победа
С простертыми вперед руками.
Мне будет вечно дорог день,
Когда вступил я, Пропилеи,
Под вашу мраморную сень,
Что пены волн морских белее,
Когда, священный Парфенон,
Я увидал в лазури чистой
Впервые мрамор золотистый
Твоих божественных колонн,
Твой камень, солнцем весь облитый,
Прозрачный, теплый и живой,
Как тело юной Афродиты,
Рожденной пеною морской.
Здесь было всё душе родное,
И Саламин, и Геликон,
И это море голубое
Меж белых, девственных колонн.
С тех пор душе моей святыня,
О скудной Аттики земля, –
Твоя печальная пустыня,
Твои сожженные поля!
1892
Ионическое море
Валерий Брюсов. Эры
Но затворники зал ждут (утес у стремнины
Дней), в витринах, на цоколях, к нишам, как встарь,
Киры, Кадмы, Сети, Цезари, Антонины;
Мчит свой бег Парфенон, дым – Пергамский алтарь.
В ряд зажаты, том к тому, столетий примеры, –
С нашей выси во глубь дум витой виадук, –
Там певцы Вед, Книг Мертвых, снов Библий, Гомеры,
Те ж, как в час, где над жизнью плыл пылкий Мардук.
---
Вот словно волны нахлынут –
Фивы, и Дельфы, и Самний;
Вакховы тигры разинут
Кровью горящие пасти;
Дрот гладиаторы ринут…
Чу! плеск «vestalis et damai»!
Те же в восторге застынут,
Слушая миф о Иокасте…
Бенедикт Лившиц
Так в чем же, наконец, живет простая,
Неразложимая твоя душа,
То Парфеноном полым прорастая,
То изнывая в жерди камыша?
И где же сердцевина небосвода,
Когда, фракийским ужасом полна,
Захлестывает пояс хоровода
Твоей свободы дикая волна?
И все-таки – и все-таки, немея
В последний час, зову тебя: Психе!
И все-таки системы Птоломея
Не признаю ни в жизни, ни в стихе!..
Максимилиан Волошин. Акрополь
Серый шифер. Белый тополь.
Пламенеющий залив.
В серебристой мгле олив
Усеченный холм – Акрополь.
Ряд рассеченных ступеней,
Портик тяжких Пропилей,
И за грудами камений,
В сетке легких синих теней,
Искры мраморных аллей.
Небо знойно и бездонно –
Веет синим огоньком.
Как струна, звенит колонна
С ионийским завитком.
За извивами Кефиза
Заплелись уступы гор
В рыже-огненный узор…
Луч заката брызнул снизу…
Над долиной сноп огней…
Рдеет пламенем над ней он –
В горне бронзовых лучей
Загорелый Эрехтейон…
Ночь взглянула мне в лицо.
Черны ветви кипариса.
А у ног, свернув кольцо,
Спит театр Диониса.
Дельфы
Стеснили путь хребтов громады.
В долинах тень и дымка мглы.
Горят на солнце Федриады
И клекчут Зевсовы орлы.
Величье тайн и древней мощи
В душе родит святой испуг.
Безгласны лавровые рощи,
И эхо множит каждый звук.
По руслам рвов, на дне ущелий
Не молкнет молвь ручьев седых.
Из язв земли, из горных щелей,
Как пар, встает туманный дых.
Сюда, венчанного лозою, –
В долину Дельф, к устам земли
Благочестивою стезею
Меня молитвы привели.
Я плыл по морю за дельфином,
И в полдень белая звезда
Меня по выжженным равнинам
Вела до змиева гнезда.
Но не вольна праматерь Гея
Рожать сынов. Пифон умолк,
И сторожат пещеру змея
Священный лавр, дельфийский волк.
И там, где Гад ползою мрачной
Темнил полдневный призрак дня,
Струей холодной и прозрачной
Сочится ископыть коня.
И где колчан с угрозой звякал
И змея бог стрелой язвил,
Вещает праведный оракул
И горек лавр во рту Сивилл.
И ветвь оливы дикой место
Под сенью милостной хранит,
Где бог гонимого Ореста
Укрыл от гнева Эвменид.
В стихийный хаос – строй закона.
На бездны духа – пышность риз.
И убиенный Дионис –
В гробу пред храмом Аполлона!
Николай Гумилев. Воин Агамемнона
Смутную душу мою тяготит
Странный и страшный вопрос:
Можно ли жить, если умер Атрид,
Умер на ложе из роз?
Все, что нам снилось всегда и везде,
Наше желанье и страх,
Все отражалось, как в чистой воде,
В этих спокойных очах.
В мышцах жила несказанная мощь,
Нега — в изгибе колен,
Был он прекрасен, как облако, — вождь
Золотоносных Микен.
---
В час моего ночного бреда
Ты возникаешь пред глазами –
Самофракийская Победа
С простертыми вперед руками.
Скажите, Вы на самом деле тупой или только притворяетесь?
Античность намного интереснее того, что о ней писали какие-то там "русские поэты" (абсолютное большинство которых, кстати, о ней ничего не знали).
Античность намного интереснее того, что о ней писали какие-то там "русские поэты" (абсолютное большинство которых, кстати, о ней ничего не знали).
Учитель ЗАПРЕТИЛ ЗДЕСЬ ПИСАТЬ. Сказал, ЧТО ЕСЛИ Я ЗДЕСЬ ПИШУ, ТО Я ЕГО ПРЕДАЮ.
Сердце -- это просто насос, гоняющий кровь. Душа, значит, не в сердце, душа, возможно, в клавиатуре. .
О, клавиатура!... ты была ножнами для Этого Кинжала, ими ты и останешься: .
Сердце -- это просто насос, гоняющий кровь. Душа, значит, не в сердце, душа, возможно, в клавиатуре. .
О, клавиатура!... ты была ножнами для Этого Кинжала, ими ты и останешься: .
Похожие вопросы
- Стою и любуюсь лазурью твоей! - \ За что же ты черным слывешь у людей? о МОРЕ?..
- Что вечного останется в мраморе на долгие времена? см. поэтов.
- ЛАЗУРЬ.. . Литературный пример?
- ВОПРОС РЕБРОМ: «Скажи, когда в лазури вдруг Заплещут Ангелы крылами, Кто первый выпустит из рук Своё трепещее знамя?..»:
- Какие вопросы поднимает песня Священная война
- В 1821 г. впервые появилась строка " Гений чистой красоты " . Кто автор ?
- Помогите Алигьери Данте Божественная Комедия извините что на украинском
- "Как мимолётное виденье, как гений чистой красоты...": 200 лет назад, в 1819 г. Анна КЕРН впервые встретилась с Пушкиным
- "Имя твое - льдинка на языке"... Какие еще ПОСВЯЩЕНИЯ Александру Блоку Вы знаете? В день рождения ПОЭТА, с любовью...
- Божественная Комедия