... люблю КРАСОТУ !!!Ёу вашу мать...,слышал, что очень громкая музыка негативно влияет на моСк....а я все равно...

Навсикайя должна понимать, что, пока Одиссей

на пустом берегу сушит весла и порванный парус,

она может к нему подойти, и присесть, и тесней,

чем веревка, прижаться.

Так было. Она попыталась.

Многоопытный муж хитроумно направил свой взгляд

на худые и смуглые ноги и молвил: «Однако» ,

и добавил, что близится ночь, а огни не горят,

но стыдливая дщерь не заметила тайного знака.

Да и вправду темнело. Она наклонилась к лицу.

(Ну лицо как лицо! ей ли верить в красивые лица! )

Он рассказывал ей, как Елену тащили к венцу,

как погиб Ахиллес - но, конечно, молчал про Каллипсо.

И рука совершала прогулку от шеи и плеч

до шершавых сосков и до новых невиданных таинств.

Из их встречи одно лишь соитье могло проистечь,

как того ни беги. А они и бежать не пытались!

Навсикайя умолкла. Он все же промолвил: «Лежи» ,

повернулся анфас, прежде бывший к ней вполоборота,

и, уже тренируясь стрелой пробивать кругляши,

сделал резкий рывок, словно силясь настигнуть кого-то.

Навсикайя стонала. Шуршала волна. Но меж тем

столь безлюдно и тихо осталось тогда побережье,

что казалось игрой и картиной слияние тел -

получетких теперь, совершенно невидимых прежде.

Он шептал: «Пенелопа» , - она отвечала: «Прости» .

Холодало под ночь, и всходила звезда на востоке.

Одиссей ощущал, что уже на исходе пути,

и циклопы сидели в пещерах - все так же жестоки.