Шагал в это время в Москве, ему 33 года, и он уже довольно известен.
За его плечами Императорская петербургская школа искусств, которой руководил Рерих. Он дружен с Бакстом и Добужинским, по их рекомендации он едет в Париж – тогдашнюю столицу живописи. Он возвращается перед самым началом первой мировой войны, к революционным событиям относится вполне лояльно. Неслучайно его назначают комиссаром искусств – и не куда-нибудь – в родной Витебск. Но пока в Белоруссии белые, бывшему комиссару оставаться там небезопасно. Тем более, что в Москве открывается Камерный еврейский театр, и его приглашают туда декоратором.
Тогдашний нарком просвещения Луначарский узнает, что Шагал ютится где-то в Малаховке. А там как раз организована трудовая школа-колония имени III Интернационала для беспризорных еврейских детей. И требуются преподаватели, знающие идиш. Почему бы Шагалу не преподавать в ней? И казенное жилье, и хоть какой-то паек? Марк Захарович соглашается. Так в доме № 25 появляется новый жилец. Хозяйством занимается Белла, жена (в картине «Над городом» , написанной в 1917 году, Шагал об руку с ней летит над Витебском) , шестилетнюю дочь Иду определили в колонию, сам Шагал то в Москве, то в Малаховке. Сохранились его воспоминания о том, как он штурмовал набитые до отказа вагоны «паровика» . В них ехали поселковые, мечтавшие за горсть ржаных лепешек выменять в Москве хоть какую-нибудь обувку…
Колонисты не только учатся. Они еще работают на огороде, они убирают, даже готовят. Они счастливчики. По разоренной, обескровленной стране скитаются тысячи сирот, которым негде даже голову приткнуть! А в школе имени III Интернационала основы эстетического воспитания и графику преподает Шагал! Фантастическое все же было время…
В 1922 году Шагал получает разрешение на поездку в Берлин, где готовится к печати его книга «Моя жизнь» на немецком языке. Из Берлина в 1923 году он перебирается в Париж, его тревожит судьба оставленных там перед войною картин, и больше в Россию не возвращается.
