1. реально бытовой сюжет в романе

Прежде всего, автор романа пытается ответить на вечные вопросы человеческого бытия. Что есть добро и зло? Кто правит миром и управляет человеком? Что ожидает человека после смерти? Что такое преступление и каков путь к спасению? Возможно ли прощение? Своеобразие романа состоит в том, что ответы на все эти вопросы даются не прямо, не в виде моральных проповидей. Ответы возникают органично из событий и ситуаций, из разных композиционных пластов.

Ведь композиция романа очень необычна. В книге, по сути дела, два романа и два сюжета. Один — реальный мир Москвы 30-х годов, где живут мастер и Маргарита, другой — мир древнего Ершалаима, где развертывается сюжет о Христе и Понтии Пилате. Перед нами, по сути дела, роман в романе: роман о Христе, созданный мастером, помещен внутрь романа о мастере.

Очень своеобразен текст, создаваемый мастером. С одной стороны, хотя читатель и понимает, конечно, что текст мастера тоже написан М. Булгаковым, но он резко отличается по художественной манере от «московских» глав — объективностью тона, трагической напряженностью повествования, торжественностью. Такое ощущение, что «ершалаимские» главы писал совсем другой человек.

Но с другой стороны, мастеру текст романа о Христе можно приписать лишь очень условно. Текст романа о Христе читатель узнает из трех источников: из рассказа Воланда, из сновидения Ивана Бездомного, и лишь в финале — по восстановленной Волан-дом рукописи мастера, когда мы уже знаем, что роман сожжен, что его фактическая реальность сведена к нулю.

Следует подчеркнуть эту немаловажную деталь: дьявол рассказывает о Христе. Евангелие от Сатаны и восстановление им же рукописи романа — это ли не абсурд? Мир зла возвращает миру логику добра — как всегда у М. Булгакова, за внешним абсурдом стоит реальная жизненная закономерность.

Но почему же оказалось возможным, что Воланд и Иван Бездомный, не читая, знают, о чем шла речь в сожженном романе мастера? Дело не только в том, что «рукописи не горят» , но они не горят потому, что на самом деле они вовсе не создаются чьим-то отдельно взятым сознанием, а открываются ему, существуя объективно — в Вечности.

В романе М. Булгакова очень разнообразны способы повествования. Здесь и романтическое повествование о любви мастера и Маргариты, и щедринское обличение бюрократов, и гоголевская фантастика (например, сцена шабаша) , и фарс (приключения Фагота и Бегемота) . Персонажи московских сюжетов имеют своих двои ников в ершалаимском пласте романа (мастер — Иешуа, Берлиоз — Кайфа, Алоизий — Иуда, Бездомный — Левий Матвей).