А таких упрёков в моей жизни было слишком много даже в том юном возрасте, о котором мы вспоминаем как о самом счастливом и безмятежном времени своей жизни. Дело в том, что меня угораздило родиться спустя 9 лет после окончания войны с немецкой фамилией. Фашист, фашистка, фашисты – это, пожалуй, одно из первых слов, которые мы с братом усвоили.
С детьми всё было просто, но стоило только кому-то обидеться на меня или на брата, как летела разъярённая фурия – мама или бабушка обиженного – и в потоке ругани, обрушивающейся на нас, слово фашист было единственным из нормированного литературного языка.
Говорить о тех унижениях, которым нас подвергали, даже сейчас тяжело, да и не стоят глупые, озлобленные войной и неустроенностью люди, которых давно нет на свете, того, чтобы о них вспоминали. Но именно тогда, в раннем детстве, я поняла, что упрекать, унижать человека могут и без всякой на то его вины. А главная движущая сила этих упрёков – элементарная зависть. В материальном плане мы жили не намного лучше других, но как любили друг друга мама с папой! В выходные семьёй ходили в парки, театры, в горы, тогда как окружающие напивались дома, а их дети росли при живых родителях беспризорниками. Зависть и в связи с ней тайную ненависть к родителям вымещали на нас, детях.
В этой жизни я кое-чего добилась, меня знают в учительской среде не только моего города, но и Казахстана. И хотя личная жизнь не сложилась (рано осталась вдовой, одна поднимала детей) , зависть людская и сейчас много крови мне портит. Ещё один урок жизни: чужие успехи (даже небольшие) кое-кому покоя не дают.
Вот поэтому-то я не совсем согласна с ответом, автор которого говорит о том, что упрёки к нам появляются в ответ на наши упрёки, хотя, возможно, и так бывает, но слишком часто упрёки, обвинения абсолютно безосновательны.
