Образ поэта, созданный Кипренским, более торжественный, отличается приподнятостью, большей силой обобщения, а Пушкин Тропинина более прост, понятен. Т Тропинин уделяет больше внимания жизненной, бытовой характеристике образа и через нее раскрывает внутренний мир поэта, несколько подчеркивая чувственную сторону образа; Кипренского же больше интересует поэтическое вдохновение, "дум высокое стремленье", интеллектуальная ясность образа.
Образ поэта у Кипренского наполнен внутренней динамикой, которая выражена энергичной «наполеоновской» позой со скрещенными руками на груди. Через плечо эффектно перекинут шотландский плащ с клетчатой подкладкой «экосез» (шотландская ткань в крупную клетку). Эта деталь усиливает возвышенное романтическое звучание всей композиции, вызывая ассоциации с поэзией Джорджа Байрона и героем его поэмы, Чайльд-Гарольдом. Чтобы подчеркнуть тему творчества, Дельвиг попросил мастера пририсовать к картине бронзовую фигуру музы. В глубине портрета Кипренский поместил подставку, а на ней бронзовую статуэтку музы лирической поэзии Эрато, имевшей обычно в качестве атрибута цитру или лиру. Портрет работы Кипренского понравился Пушкину. В знак благодарности художнику поэт написал стихи:
Любимец моды легкокрылой,
Хоть не британец, не француз,
Ты вновь создал, волшебник милый,
Меня, питомца чистых муз, –
И я смеюся над могилой,
Ушед навек от смертных уз.
Себя как в зеркале я вижу,
Но это зеркало мне льстит.
Оно гласит, что не увижу
Пристрастья важных аонид.
Так Риму, Дрездену, Парижу
Известен впредь мой будет вид.
О портрете работы В. А. Тропинина московская газета "Телеграф" писала: "Русский живописец Тропинин недавно окончил портрет Пушкина. Пушкин изображен в три четверти, в халате, сидящим подле столика. Сходство портрета сА. С. Пушкин. Портрет работы В. А. Тропинина, 1827 г. подлинником поразительно, хотя нам кажется, что художник не мог совершенно схватить быстроты взгляда и живого выражения лица поэта. Впрочем, физиономия Пушкина – столь определенная, выразительная, что всякий хороший живописец может схватить ее, вместе с тем и так изменчива, зыбка, что трудно предположить, чтобы один портрет Пушкина мог дать о ней истинное понятие". Фигура поэта развернута на зрителя, спокойное и сосредоточенное лицо дано в легком трехчетвертном повороте. Рука, украшенная любимым «мистическим» перстнем, водружена на листы рукописи. Домашняя одежда поэта, вопреки ожиданиям, не создает атмосферы доверительности между моделью и зрителем. Халат в данном случае не «товарищ неги праздной», а свободная одежда свободного человека.
Лицо поэта оттеняется белизной приподнятого шелковым шейным платком ворота рубашки. В отличие от других московских портретов работы Тропинина, принадлежащих к «халатному жанру», внешняя простота пушкинского портрета – кажущаяся. Художник не столько стремится создать атмосферу домашности, сколько подчеркивает значимость частной жизни, возросшую в эпоху романтизма. Он демонстративно противопоставляет ее официальной чопорности мундира. Мягкие складки широкого халата Пушкина напоминают свободную драпировку римской тоги. Твердо сжатая в кулак рука несет не меньше пафоса, чем «наполеоновская» поза какого-либо романтического персонажа. Изображены лишь несколько говорящих деталей – бумаги на углу стола, указывающие на поэтические труды, и любимый перстень, которому поэт придавал большое значение.
