Пожалуйста помогите по лит-ре

Но умирать Пушкин не хочет, он полон жажды жизни, творчества и любви. Пронзительно доносится сквозь века его голос:

Но не хочу, о други, умирать;
Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать;
И ведаю, мне будут наслажденья
Меж горестей, забот и треволненья.. .

Поэзия А. С. Пушкина точно озарена светом вечности, и в этом источник ее гармоничности, ее возвышенности, ее философского звучания. Поэт говорит о смерти как мудрец, философ: с глубокой и просветленной грустью. Мысли о смерти для Пушкина неотделимы от мыслей о вечном:

И пусть у гробового входа
Младая будет жизнь играть

И равнодушная природа
Красою вечною сиять.

Жизнь не заканчивается со смертью какого-то одного конкретного человека, и поэт, посетивший в 1836 году такое дорогое ему Михайловское, в котором его «минувшее.. .объемлет живо» , слушая приветственный шум сосен, глядя на младую разросшуюся рощу, «зеленую семью» , приветствует «племя младое, незнакомое» . Нет страдания, а только свойственная Пушкину светлая печаль в строках:

...не я
Увижу твой могучий поздний возраст,
Когда перерастешь моих знакомцев
И старую главу их заслонишь
От глаз прохожего.

Поэт как бы передает эстафету жизни будущим поколениям, но верит, что связь времен, связь поколений неразрывна — она в памяти:

...И обо мне вспомянет.

Память о Пушкине — вечная память. Не зарастает и не зарастет «народная тропа» ко всеобъемлющему, всегда современному творчеству, не зарастет и не зарастает тропа к поистине святым местам, где жил и творил поэт, где он нашел последний свой приют.
http://www.prosv.ru/ebooks/ivanchenko_podgodovka_literatura_11/3.html

Пушкин Александр Сергеевич

Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастет народная тропа,
Вознесся выше он главою непокорной
Аликсандрийского столпа.

Нет, весь я не умру - душа в заветной лире
Мой прах переживет и тленья убежит -
И славен буду я, доколь в подлунном мире
Жив будет хоть один пиит.

Слух обо мне пройдет по всей Руси великой,
И назовет меня всяк сущий в ней язык,
И гордый внук славян, и финн, и ныне дикий
Тунгус, и друг степей калмык.

И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Ч то в мой жестокий век восславил я свободу
И милость к падшим призывал.

Веленью Божию, о муза, будь послушна,
Обиды не страшись, не требуя венца;
Хвалу и клевету приемли равнодушно,
И не оспаривай глупца.