Что вы потеряли, прежде, чем нашли ?

О ЧЁМ МОЛЧАТ ЗВЕЗДЫ.
Священное безмолвие ночного неба…

Не то, что мните, вы природа:
Не слепок, не бездушный лик,
В ней есть душа, в ней есть свобода,
В ней есть любовь, в ней есть язык.

— Это Федор Тютчев. В суете столицы о звездах вспомнишь, разве отвлекаясь от будней на каком-нибудь астрологическом прогнозе. Но в отдалении от большого города, где распахивается жизненное пространство — в космос, тишина звездной панорамы буквально ошеломляет.
«Открылась бездна звезд полна: Звездам числа нет, бездне — дна! » — гениальные эти строки кто не знает, однако сегодня вспомнились опять Тютчева: «Мир бестелесный, страшный и незримый… »
И уже ты где-то странствуешь по звездной карте, и о чем-то своем тихонько задумываешься.

Ах, если б снять с небесной полки
Созвездий книгу,
Где всё уж сочтено,
Где жизни нить, и плахи нить, и смеха нить
В едином шелке
Ткало веретено,
Покорно роковому игу,
Для блеска звёздных игол.
И на обложке надпись творца,
Имя мое, письмена голубые.

— И еще:

Ночь, полная созвездий,
Какой судьбы, каких известий
Ты широко сияешь, книга,
Свободы или ига,
Какой прочесть мне должно жребий
На полночью широком небе?

— Вдруг, как бы привыкая зрением смотреть в себя, сознаешь: ведь и небо смотрит на землю! Да, звезды не равнодушны — они молчаливо нас вопрошают… «Послушайте, ведь если звезды зажигают, Значит это кому-нибудь нужно?» .
Прав поэт, кому-то и мы нужны: люди, прежде потерявшиеся в городском лабиринте.

Мы
с лицом, как заспанная простыня,
с губами, обвисшими, как люстра,
мы, каторжане города-лепрозория,
где золото и грязь изъязвили проказу, —
мы чище венецианского лазорья,
морями и солнцами омытого сразу!

— И разве существуем только здесь, а уже не там — в звездной выси!

Всегда, навсегда, там и здесь,
Всем всё, всегда и везде! —
Наш клич пролетит по звезде!

Я знаю —
солнце померкло б, увидев
наших душ золотые россыпи!
Жилы и мускулы — молитв верней.
Нам ли вымаливать милостей времени!
Мы —
каждый —
держим в своей пятерне
миров приводные ремни!
Центральная станция всех явлений,
путаница штепселей, рычагов и ручек.
Вот сюда
— и миры застынут в лени —
вот сюда
— завертятся шибче и круче.
«Крутните, — просят, —
да так, что вымер мир.
Что им?
Кровью поля поливать? »
Смеюсь горячности.
«Шут с ними!
Пусть поливают,
плевать! »
Главный склад всевозможных лучей.
Место выгоревшие звезды кидать.
Ветхий чертеж
— неизвестно чей —
первый неудавшийся проект кита.

Вы помните? Я щеткам сапожным
Малую Медведицу повелел отставить от ног подошвы,
Гривенник бросил вселенной и после тревожно
Из старых слов сделал крошево.
Где конницей столетий ораны
Лохматые пашни белой зари,
Я повелел быть крылом ворону
И небу сухо заметил: «Будь добро, умри! »
И когда мне позже приспичилось,
Я, чтобы больше и дольше хохотать,
Весь род людей сломал, как коробку спичек,
И начал стихи читать.

Боги, когда они любят,
Замыкающие в меру трепет вселенной,
Как Пушкин жар любви горничной Волконского.

— О чем молчат звезды? Созвездия небосвода могут пробуждать в нас и печаль о невозвратности уходящего, и негодование на свою судьбу, и блаженство воссоединения с целым, как могут они пробуждать и множество других переживаний, всегда сопровождающих наше земное существование. Однако, прежде всего звезды свидетельствуют о другом — о всеобщей необходимой, разумной природе вещей и прекрасной взаимосвязи всего. И в конце концов неизвестно, кто кому подражает: поэтическое слово божественному космосу или божественный космос слову поэта.
В Поэзии будущего мира, слышимой в безмолвии звездной ночи, — всё частное, единичное и конечное восходит к единому и бесконечному.

Утро,
вечер ли?
Ровен белесый свет небес.
Сколько их,
веков
успело уйти,
в дребезги дней разбилось о даль…
Думаю,
глядя на млечные пути, —
не моя седая разметалась борода ль?

Ночь теряют перед рассветом?

потерял все что имел а нашел себе жену