Философская публицистика и критика Н. Бердяева, Д. Мережковского, З. Гиппиус. Или хотя бы одного из них

Даже наиболее фундаментальные работы Бердяева по своему жанру близки к философской публицистике и имеют главной целью популярное изложение отдельных ярких идей, без особого стремления к приведению их в строгую и ясную систему. Сам жанр философской публицистики был достаточно распространен в русской общественной мысли и часто помогал разработке новых подходов к старым философским проблемам. Бердяев претендовал на создание рациональной философской концепции, которая могла бы встать в один ряд с концепциями других известных философов XX века (К. Ясперса, М. Шелера, М. Хайдеггера и др.) . В то же время его стиль совершенно не соответствовал поставленной задаче; все по-настоящему оригинальные и новые идеи, которые могли бы сложиться в целостную систему, в его работах тонут в бесконечных повторах, в хаосе ненужных и второстепенных деталей, часто доводятся до банальности, но так и не получают действительного развития. В результате, нужно признать, что творчество Бердяева, обладая внешней привлекательностью, обусловленной публицистической простотой изложения (иногда доходящей до косноязычия) , почти лишено подлинной философской глубины.
Рассматривая особенности философского стиля Бердяева, необходимо выделить еще одну черту, характерную не только для него, но и для многих других русских философов. Поскольку период оригинального развития русской философии, начавшийся только во второй четверти XIX века, парадоксально сочетался с продолжающимся «ученичеством» у Запада, с постоянным (и плодотворным) интересом к западной философии, очень часто русские философы проявляли свою оригинальность и самобытность именно в критическом усвоении и переработке заимствованных идей и концепций. Эта черта весьма заметна и в работах Бердяева; самые интересные страницы его творчества связаны с критической переработкой философских систем его предшественников и современников.
Еще раз подчеркнем: значение Бердяева в истории русской философии заключается главным образом в том, что он в очень ясной форме выразил главные тенденции и главные итоги ее развития и тем самым сделал очевидной ее оригинальность на фоне классической западной философии, из которой она, в сущности, и выросла.
К середине 1900-х Мережковский постепенно отходит от поэзии, сосредоточивая свой интерес на литературной критике и религиозно-философской публицистике.
Интровертированность субъективно-критического метода Мережковского со временем заходит так далеко, что изданные им брошюры «Завет Белинского» и «Две тайны русской поэзии. Некрасов и Тютчев» (1915), в которых автор пересматривал традиционные представления о русских писателях, вызывают решительный протест со стороны реалистического крыла критики.
Специфика «субъективной» критики Мережковского, выступавшего против «холодной, бесстрастной исторической достоверности» критики «объективной» , состояла в анализе литературно-исторических эпох и писателей не со стороны их синхронных оценок, а со стороны перспективы большого времени, той метаисторической перспективы, которая лежала в основе его религиозно-метафизической концепции.
Проза была для Гиппиус в первую очередь формой проповеди религ. и общественных идей, тесно связанной с публицистикой.
1900 — 1917 гг. были годами наиболее плодотворной литературно-публицистической и практической деятельности Гиппиус во имя воплощения идеи Третьего Завета, грядущей Богочеловеческой теократии, во имя самого "Главного". Соединение христианской и языческой святости для достижения последней вселенской религии являлось заветной мечтой Мережковских. Принцип внешнего разделения с существующей церковью и внутренний союз с нею были положены в основу их "новой церкви".

да