Взвихрилась пыль по бездорожью, Нажал на газ... и след простыл... Пять тысяч между истиной и ложью Свой путь в России (Воп

Патриотизм в том виде какой сейчас это насмешка над патриотизмом. Патриот должен видеть недостатки в стране и стремиться исправить их. Но сейчас критиков приписывают к изменщикам Родины, надо или молчать, или хвалить.

...ум - это совокупность бесконечных чувств... коэффициент восприятия умом...

пускай кричат политики с трибуны
не важно выберут кого
как все ходили мы в зипунах
так будем дальше жрать дерьмо)

Патриотизм, по моим ощущениям, это чувство, которое не поддаётся логике, анализу, это в крови, передаётся с генами от предков. Чувство патриотизма или есть у человека или его нет. Это наша Земля, Род-ина наша и не важно какая власть, какую заслуживаем ту и имеем, и любим и гордимся своей страной. Кто-то сказал, что Патриотизм - это шестая часть нашей души.

Думала над этим полгода назад.. Что патриотизм держится на каких-то рейтингах, подкрепляется восторженными отзывами СМИ. Но да пусть он ложный, т. е. от ума.. А в сердце-то все равно попадет, ведь люди верят, что страна встает с колен, детям рассказывают, как и раньше, что в великой стране живём, дети через чувства, ощущают, что нет тут подвоха.. Хорошо б еще школьным учебникам перестали слепо верить, сами ошипки искать стали.

Если мы задумаемся и внимательно посмотрим на то, что происходит сейчас, то вынуждены будем вероятно согласиться, что патриотизм – это некое  передоверие, передоверие  управления собой  неким третьим лицам. Ты позволяешь им сперва, будучи маленьким, или восторженным, или очень доверчивым, или легко покупающимся на какие-то красивые идеологемы, ты позволяешь себя этим заразить. 
 Тем самым ты доверяешь внешнее управление собой не каким-то ведь мифическим старцам, не каким-то мистическим фигурам, которые олицетворяют родину, ты доверяешь эти рычаги управления спившимся, злобным, тупым, совершенно бессмысленным людям, которые точно говорят с тобой не от лица родины, хотя они сами в этом убеждены. 
 У меня очень сильное влияние оказала Чечня и Чеченская кампания. Потому что когда ты перешагиваешь через один труп, потом второй, потом третий, и поневоле спрашиваешь себя — а зачем, собственно, нужны была эта смерть, и эта смерть? Почему этот мальчишка, которого я еще неделю тому назад видел в сборном пункте в Толстой-Юрте, лежит теперь с багрово-зеленым лицом со ртом, полным червей, лежит здесь. Я его узнал-то по одной смешной примете, по странности причёски. Почему он лежит здесь? Кому нужна была эта смерть? Ради чего? Ради кого? Кто нашел в себе право, обнаружил за собой право отправить его на смерть и во имя чего? А потом я видел тех, кто отправлял на смерть. Они все  всегда были убеждены, что они говорят от лица Родины, от имени Родины. Они верили в эту ахинею, верили в нее абсолютно искренне. И чем бы ни был патриотизм на самом деле, каким бы, возможно, хорошим и необходимым он ни являлся явлением — но сегодня, я подозреваю, что практически в любом контексте, любой России, это то, что никогда нельзя развивать в детях. 
 Это то, от чего нужно спасать, защищать и прятать, потому что вы выращиваете своих детей, а потом передаёте пульт управления ими, их поступками и жизнями в руки опившегося коньяком мерзавцу, который ткнёт кнопку просто по той причине, что у него есть палец, которым эта кнопка нажимается. 
 Свирепая и хамская безжалостность в отношении людей, которая является традиционной и всегдашней практикой России. Тут действительно народ же вспоминает то, что сейчас происходит и вот те 90%, и Володин, который победил интеренет, ваш протестный интернет, оказавшийся бессильным перед примитивным ящиком. Ведь  на самом деле, это все очень типичные и очень скажем так, характерные и неизбывные штуки. Потому что если бы это было иначе. Вспомним тех же ветеранов. Вспомним войну 41-45 года, и участие России во Второй мировой войне. 
 Когда я снимал репортаж о ветеранах, еще в Советском Союзе, абсолютно слезоточивый  с музыкой Нино Роты, когда из гноя, из подвала, из каких-то старых замызганных досок и тряпок вставали люди и ползли к выходу и на них был ордена и медали. Тогда я вместе со всеми только рыдал по этому поводу, совершенно не задумываясь над тем, что ведь они и сражались-то за то, чтобы сидеть в гное, в грязи и на досках. За то, чтобы терпеть измывательства власти, чтобы жить обернутыми колючей проволокой, за тем, чтобы вокруг было одно сплошное «нельзя». Ведь они сражались именно за это! Они сражались не за какую-то мистическую, мифическую фигуру.  Если бы они были чуть-чуть другими, то они сделали бы то, что надо было сделать в 45-м году: уничтожив одну гадину в Берлине, надо было развернуться и уничтожить вторую. Тем паче для этого было всё: были полки, была дисциплина, было оружие, было все. Была возможность полностью изменить судьбу страны  и свою собственную, и получить не грязные доски в подвале и не гноище, на котором предстояло валяться, а получить ту самую жизнь, которой они действительно были достойны. Потому что как воинский подвиг, то,  что они сделали, было весьма и весьма высоким.