Гринго пустился в путь вместе с криком чайки, он летел и летел, он разворачивался над фиолетовыми гладкими водами, нырял в волну и летел вновь, кричал над прибрежными утесами, кричал над фьордами, скользил вместе с прибоем и складывал свои белые крылья, неподвижно стоя на маленькой лапке как будто на века; он уходил вместе с белым медведем, он плыл среди вод, хватал серебристую рыбу и опять плыл и нырял, испытывая наслаждение от маленьких волн, подрагивавших на спине, и он постепенно исчез в паковых льдах, одинокий, царственный и белый, на века снега или на секунды кристалла; он играл и здесь и там, бежал вместе с Рани и растворялся в облаках, появлялся, вновь маленькой золотистой капелькой на краю листка. Они опрометью промчались через широты и долготы, розовые и голубые континенты и бесконечные леса трав с маленькой зеленой змейкой и светлячком, или где как раз рос изумрудный мох с тремя зернышками Солнца, похожий на спокойный бархат для неменяющихся времен года; либо они раскрыли свои глаза людей взглядом, который видит, и услышали еще в конце снегов и времен года этот шепот другой страны, позади всех стран и вскрик несуществующего утеса – этот никогда не бегавший бескрылый бег, не существовавшее наслаждение медведя или несуществующую золотистую каплю на краю травинки. Это прибой еще и еще. .
