Какова природа любви, что лежит в ее основе, какие более простые чувства или инстинкты? Меня потряс один отрывок...

Я была нежеланным ребенком, родившимся после такого же нежеланного, от которого мама в начале беременности пыталась избавиться и которому пришлось умереть через четыре месяца после рождения... Мной она забеременела почти сразу же вслед за этим, и история повторилась, с той лишь разницей, что я выжила.
Но время тогда было трудное и мою маму можно понять. В дополнение к этим обстоятельствам, как на грех, мама моя оказалась жесткой по натуре, требовательной, молчаливой. Она никогда меня не ласкала, не хвалила, не гладила по головке. Там, где надо было поддержать, молчала, а в противных случаях грубо обрывала, выговаривала, а то и лупила, не соотнося силы ударов моему возрасту.
Я убегала, плакала, мечтала убить себя, чтобы довести ее до слез, чтобы она всю жизнь жалела о содеянном. Но потом обида проходила, я начинала понимать, что мама так поступает от бессилия, и смирялась… Пожаловаться было некому.
Размышляя о своей судьбе, о родителях, я не находила в маме недостатков, все ее действия и поступки были продиктованы одним — чтобы я выросла рассудительной и в дальнейшем была счастливой.
Но хоть я выросла правильной и стала счастливой, мама оставалась контролером и прокурором в моей судьбе. Когда мне бывало трудно и я плакала, она говорила: «Не плачь. Ты же сильная». И от ее веры в мою силу становилось легче. А когда я болела, что, как не трудно заподозрить, сопровождало меня всю жизнь, она плакала. Помочь советом или каким-то поступком не пыталась. Однажды болезнь прижала меня так, что я, опекавшая старшую сестру, перестала оказывать ей поддержку, понимая, что надо подумать о себе. Тогда мне позвонили родители. Папа сказал, что я умираю и должна оставить завещание в пользу их старшей дочери, моей сестры. Я отказалась, объяснив, что у меня есть муж. Тогда трубку взяла мама и сказала: «Я проклинаю тот день, когда родила тебя».
Но я опять выжила. Обид на них не держала. Моя старшая сестра — дитя их греха, добрачной любви — соединила их, определила их судьбу. Видимо, они были ей благодарны за это, этим я объясняла их поведение и отношение ко мне.
Конечно, я продолжала болеть. Мама иногда звонила, спрашивала о здоровье. Однажды болезни так насели, что я в ответ на ее расспросы не выдержала и пожаловалась, что плохо себя чувствую. «Ну держись, я тебе помочь ничем не могу» — сказала мама. После этого интересоваться моим самочувствием перестала.
Прошло время… Сначала заболел отец, и я бросила свои дела, поехала к ним, чтобы досмотреть его. Перед смертью он сказал: «Я не думал, что ты с этим справишься». Это прозвучало как извинение за все предыдущие жесткие слова. Я так расценила его слова.
Через девять лет не стало мамы. Как мне кажется, она бы еще пожила пару-тройку лет. Но, лишенная возможности обходиться своими силами в силу преклонных лет, она приютила овдовевшую старшую дочь, особу не из милосердных, эгоистичную, грубую… Подозреваю, что в течение жизни мама просто не знала ее, все время представляла непослушным ребенком, а тут открыла, что из этого ребенка выросло… Это ее сразило.
Идут годы, а я оплакиваю маму, и понимаю, что так уже будет всегда. После окончания школы я зажила самостоятельной жизнь и ни в материальном смысле, ни в смысле жизненного руководства уже никогда не нуждалась в родителях. Но мне они помнятся, все мои мысли и воспоминания наполнены ими, словно я им чего-то не досказала, не осветила, не помогла.