Невменяемость -ярко выражена масками и претензиями на имя типа Наполеона?

Нет это мания, а невменяемость бывает разной от того, что кому либо законом не вменяется от потери сознательной ориентации.

Оговоримся сразу: ни единому слову, произнесенному в пределах
Заведения, верить было нельзя. Ни одна анкета, ни одна биография
действительности не соответствовали. Потому что все рассматривалось в
свете идей кузьмизма-никитизма, а свет этот был ой как переменчив.
Словом, говорили так: там, за кирпичными стенами и неизмеримыми
годами и вправду служил Шалва Евсеевич Потрошилов наркомом часовой
промышленности. Как-то раз он решил пойти навстречу двадцатилетнему юбилею
РККА. И придумал замечательные командирские часы. По задумке в случае
войны циферблат на этих часах должен был незамедлительно покраснеть и тем
подать сигнал тревоги. Была у Шалвы Евсеевича и другая задумка.
Подлецам-командирам в те времена веры не было, они в Испании много чего
напортачили. И чтобы они, мерзавцы, не вздумали сдаться в плен в случае
чего, в часы вмонтировали специальное устройство. Подымет человек руки, а
из часов выскочит ядовитая иголочка и ужалит.
По всей стране в один и тот же день всем командирам РККА вручили
такие часы. Но ведь любой человек, даже хотя бы и маршал, ну раз в день
руки-то воздвигнет! Один хотел на скрипочке поиграть, другой "солнце" на
турнике покрутить, третий на шкаф за коньяком полез... Сколько их в тот
день полегло!
Так подвел нарком Потрошилов своего любимого вождя. А вождь решил:
лучше прослыть злодеем, чем идиотом. И всех покойных командиров задним
числом объявили врагами народа, задним же числом провели заседания
трибуналов, а уж родню пришлось пересажать для убедительности и
неразглашения.
Тут его и бросили в Заведение... Хотя он еще, бывало, и такое
рассказывал:
- Забросили меня как-то в тыл врага, в самый Берлин, в смысле логово.
Иду я по Унтер-ден-Линден, выхожу на Адольфгитлерштрассе. На мне
полушубок, тулуп, шлем-маска - все новье! Смотрю, навстречу мне нахально
идет в запретку фельдмаршал Кейтель - тот самый, который потом капитуляцию
подписывал. Я кричу три раза быстро: "Стой! Стой, кто идет! Стой, стрелять
буду!" Произвел предупредительный выстрел в голову, он и повалился. Ну,
тут набежали, акт составили, гестаповскую охрану по шапке, а мне десять
суток отпуска...
Рассказ Шалвы Евсеевича об этих десяти сутках привести невозможно по
причине полной неприличности.