Кто читал Онегина хелп ми!!!

ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН — герой романа в стихах А. С. Пушкина «Евгений Онегин» (1823-1831). Блестящий столичный аристократ, последний отпрыск знатного дворянского рода и потому «наследник всех своих родных» (один из них — престарелый дядюшка, в чью деревню отправляется Е. О. в самом начале романа) , он ведет жизнь праздную, беспечную, независимую, полную изысканных наслаждений и разнообразных «очарований» . «Забав и роскоши дитя» , он довольствуется домашним образованием и не обременяет себя службой (в реальной жизни это было практически невозможно) . Но Е. О. не просто «молодой повеса» , он — петербургский денди, что создает вокруг него ореол исключительности и загадочности. Как культурно-психологический феномен, дендизм «отличается прежде всего эстетизмом жизненного стиля, культом утонченности, красоты, изысканного вкуса во всем — от одежды, от «красы ногтей» до блеска ума» . Он предполагает также культ собственной индивидуальности — «соединение неповторимой оригинальности, бесстрастного равнодушия, тщеславия, возведенного в принцип, — и не менее принципиальной независимости во всем» (А. Тархов) .

Несомненная внутренняя оппозиционность такого типа поведения («не добиваться ничего, беречь свою независимость, не искать места — все это называется при деспотическом режиме быть в оппозиции», — разъяснял как раз в» Шв. О. А. И. Герцен) нередко принимала политическую окраску, приводила к вольномыслию, увлечению освободительными идеями. Примером может служить общество золотой молодежи «Зеленая лампа» (ее членом был Пушкин) , находившееся в сфере внимания декабристского «Союза Благоденствия» . Не случайно описание времяпрепровождения петербургского щеголя в стихотворном сборнике «ламписта» Я. Толстого «Мое праздное время» (1821) стало одним из импульсов изображения дня Е. О. в первой главе.» Швнодушие к чинам и служебной карьере, культ праздности, изящного наслаждения и личной независимости, наконец, политическое вольнодумство образуют внутренне единый комплекс, характерный для поколения 1820-х гг. и запечатленный в образе Е. О.

Разумеется, о вольномыслии героя, о его причастности к околодекабристскому кругу говорить можно было лишь намеками. Но эти намеки многозначительны и красноречивы. Критическое отношение Е. О. к высшему свету и соседям-помещикам, добровольное деревенское отшельничество (своего рода внутренняя эмиграция) , облегчение участи крепостных (вполне «декабристский» по духу жест) , чтение Адама Смита, бывшего в ходу у декабристов, изображения Байрона и Наполеона — «властителей дум» поколения — в деревенском кабинете Е. О. , долгие беседы и споры с Ленским на самые острые и животрепещущие темы современности, наконец, прямое сопоставление Е. О. с вольнодумцем, философом-денди Чаадаевым, упоминание о знакомстве героя с лихим гусаром, декабристом Кавериным, рассказ о его дружбе с героем-автором, опальным поэтом, и готовность Е. О. сопутствовать ему в побеге за границу — все это свидетельствует об истинном масштабе личности Е. О. , о его принадлежности к героям времени, остро ощущавшим свою историческую предназначенность и общественную невостребованностъ, мучительно решавшим проблему выбора жизненного пути.
Уже в первой главе, относительно самостоятельной и служащей предысторией героя, Е. О. , вчера еще беспечный повеса и франт, гений в искусстве любви, переживает мучительный и острый духовный кризис, причины и последствия которого сложны и многообразны. Это и пресыщенность «вседневными наслаждениями» , «блистательными победами» ; это охлаждение чувств, мучительные воспоминания и угрызения совести; это и усиление оппозиционности, предчувствие конфликта с властью и отчуждения от общества (ожидание грядущей «злобы слепой Фортуны и людей» , готовность к эмиграции) . Наконец, мрачность и озлобленность Е. О. , овладевшая им хандра, его равнодушие к жизни и презрение к людям, сходство с байроновским Чайльд-Гароль дом — все указывает на то, что душа Е. О. во власти демонизма — беспощадно-трезвого отношения к жизни.