Восставшая.

Ночь... Тишина... На кладбище ни звука, только резкий порывистый осенний ветер иногда пробежит по сухим, дребезжащим от старости осинам. Могилы жмутся друг к другу, кое-где покосились деревянные кресты, кое-где подгнили... Некому следить за порядком... А вот свежая могилка, а на памятнике — фотография молодой, красивой девушки с короткими светлыми волосами и серыми пронзительными глазами... Они смеются, эти глаза, и в них сверкают озорные искорки... Но ее больше нет, и никто не узнает, как она погибла.
Противно каркнула ворона, усевшаяся нахально на холодную могильную плиту.
Еще один сильный порыв ветра принес с собой запах воска, навеявший сразу мысли о церкви. Но что-то переменилось. Беспокойство зазвенело в воздухе, зазвенело на такой частоте, что никто не мог услышать этих звуков, но если бы вы оказались там, то обязательно почувствовали бы — телом, сердцем, и страх закрался бы в вашу душу, подобно чему-то мерзкому, липкому, как раковая опухоль, распространяющемуся по всему телу.
На спящем кладбище происходило что-то невиданное, ужасное, что, быть может, снилось вам когда-то в кошмарах. Девушка с короткими светлыми волосами и серыми глазами стояла, почти живая, у своей могилы. Ее светлое платье то раздувалось от ветра, то прилипало к телу когда тот исчезал, а на губах не играла больше улыбка, ее лицо, зеленовато-бледное, искажала гримаса боли. Она подняла полные слез воспаленные глаза к небу и застонала, ее тонкие пальцы вцепились в волосы и начали выдирать их. Девушка упала на колени, рыдая, заламывая руки от боли, царапая лицо... Потом упала на землю и лежала неподвижно долго-долго, пока на небе серебряным диском не засияла луна.
Тогда только девушка поднялась на ноги и, пошатываясь, неуверенно, спотыкаясь на каждом шагу, пошла к маленькой расположенной неподалеку часовенке. Ее глаза теряли фокус, заволакивались пеленой, потом снова загорались, кровь на лице уже засохла корками и стягивала кожу, платье во многих местах разорвалось, сбилось на бок, а волосы торчали в разные стороны клочьями.
Она подошла к дверям часовни, навалилась на них всем весом своего маленького тельца, и они распахнулись. Перед ней предстал сияющий даже в ночи золотом икон зал. Свечи еще чадили, источая приятный аромат воска. Девушка вздохнула, полной грудью вздохнула первый раз за ее новую, вторую уже, но совсем не долгую жизнь. Она взяла огарок желтой восковой свечи, подошла к иконе и упала перед ней на колени, снова заплакав.
Выплакав еще раз свою боль, она поднялась, и зажгла свечу.
Господи, - заговорила она, глотая слезы, - прости меня. Прости, милостивый Господи. И упокой мою грешную душу...
Девушка закрыла глаза и почувствовала вдруг легкость, такую легкость, что стало даже не по себе. Полными благодарных слез глазами взглянула она еще раз на иконы, на позолоченные кресты, вдохнула запах воска, зажгла еще одну свечу и, вынув из ведерка на полу охапку желтых огарков, пошла прочь.
Вернувшись на свое законное место, она стала зажигать свечи, одну за другой, и каждый яркий трепещущий огонек делал ее более призрачной, более неземной, более легкой... Девушка улыбалась. Вокруг ее могилы стало светло, как днем, а луна презрительно смотрела на этот обряд, а потом и вовсе обиженно отвернулась.
Девушка засмеялась, звонко, заливисто, как когда-то смеялась, когда-то очень давно, и упала навзничь. Так, в окружении свечей, она умерла во второй раз. Ей была дана невероятная судьба — прожить две очень короткие жизни, и никто не знает, в какой из них девушка была по-настоящему счастлива.