"Ну конечно, – возликовал Прохоров, – цветок в кабинете Пилипенко должен называться невестой! Герань – это слишком просто, незатейливо; в герани нет того оттенка пилипенковской души, как сентиментальность. " (В. Липатов "И это все о нем")
"«Стоп! – вдруг ударило Плейшнера. – А что было в окне, когда я шел туда в первый раз? Там ведь стоял цветок, о котором мне говорил Штирлиц...
Плейшнер пошел к дому, где помещалась явка, и, взглянув в окно, увидел высокого хозяина явки и черноволосого. Они стояли, беседуя о чем-то, между ними торчал большой цветок – сигнал провала. (Русский разведчик, почувствовав за собой слежку, успел выставить этот сигнал тревоги, а гестаповцы так и не смогли узнать, что этот цветок означает: «все в порядке» или «явка провалена». Но поскольку они были убеждены, что русский не знает об охоте за ним, они оставили все как было, а так как Плейшнер по рассеянности зашел сюда первый раз, не обратив внимания на цветок, гестаповцы решили, что на явке все в порядке.)..."
Юлиан Семенов "Семнадцать мгновений весны"
Кабинет и спальня Обломова обращены были окнами на двор, гостиная к садику, а зала к большому огороду, с капустой и картофелем. В гостиной окна были драпированы ситцевыми полинявшими занавесками.
По стенам жались простые, под орех, стулья; под зеркалом стоял ломберный стол; на окнах теснились горшки с еранью и бархатцами и висели четыре клетки с чижами и канарейками.
...Удалов покосился на окно. Там стояли горшки с цветами. Одно из растений
было осыпано красными бутонами...
В большом городе, где столько людей и домов, что не всем удается разбить маленький садик и где поэтому очень многим приходится довольствоваться комнатными цветами, жили двое бедных детей, у которых садик был чуть побольше цветочного горшка. Они не были братом и сестрой, но любили друг друга, словно родные. Родители их жили по соседству, под самой крышей — в мансардах двух смежных домов. Кровли домов почти соприкасались, а под выступами проходил водосточный желоб, — вот как раз туда и выходили окошки обеих комнатушек. Стоило только перешагнуть желобок, и можно было сразу попасть через окошко к соседям.
У родителей под окнами было по большому деревянному ящику; в них они разводили зелень и коренья, а еще в каждом ящике росло по небольшому кусту роз, кусты эти чудесно разрастались. Вот и додумались родители поставить ящики поперек желобка; они тянулись от одного окна к другому, словно две цветочные грядки. Усики гороха свисали с ящиков зелеными гирляндами; на розовых кустах появлялись все новые побеги: они обрамляли окна и переплетались — все это было похоже на триумфальную арку из листьев и цветов.
Ящики были очень высоки, и дети хорошо знали, что залезать на них нельзя, поэтому родители часто позволяли им ходить друг к другу в гости по желобу и сидеть на скамеечке под розами. Как весело они там играли!
Но зимой дети были лишены этого удовольствия. Окна часто совсем замерзали, но малыши нагревали на печке медные монетки и прикладывали их к замерзшим стеклам, — лед быстро оттаивал, и получалось чудесное окошко, такое круглое, круглое — в нем показывался веселый, ласковый глазок, это мальчик и девочка смотрели из своих окон. Его звали Кай, а ее — Герда.
Радзинский. Приятная женщина с цветком и окнами на север.
"(...)Итак -- улыбка, сумерки, графин.
Вдали буфетчик, стискивая руки,
дает круги, как молодой дельфин
вокруг хамсой заполненной фелюки.
Квадрат окна. В горшках -- желтофиоль.
Снежинки, проносящиеся мимо.
Остановись, мгновенье! Ты не столь
прекрасно, сколько ты неповторимо. " И. Бродский, "Зимним вечером в Ялте".
Жил-был кактус. Он жил на подоконнике в красивом горшке. Раз в год кактус расцветал. Один-единственный раз в году на макушке у него распускался один-единственный цветок. Прекрасный! Красно- бело- желто- розовый со множеством лепестков!
Весь остальной год у кактуса были иголки — вся головка в иголочках. Вместе с кактусом жили взрослые люди, маленькие дети, и еще жил-был веселый котенок.
Котенок очень уважал кактус. А все почему? А потому, что у него, у котенка, никогда, ну ни разу в жизни, не расцветал на макушке такой замечательный цветок, как у кактуса. Даже самая простая ромашка не распускалась на макушке котенка. А ему так хотелось! Но ничего не поделаешь — придется любоваться чужими цветами. Самое интересное, «то котенок знал о цветах кактуса только по рассказам взрослых. А сам пока не видел. Ведь он маленький. И вот, когда наконец распустился необыкновенный цветок, котенку очень захотелось не только рассмотреть его, но и понюхать.
Котенок осторожно прыгнул на подоконник, подошел к цветущему кактусу, восхищенно захлопал зелеными глазами.
— Какой! Красивый! У вас! Цветок!— почти задохнулся котенок от восторга.
— Да,— серьезно ответил кактус. Кактусы всегда серьезны.— Да, котенок, ты прав.
— А можно,— робко спросил котенок,— я понюхаю ваш цветок? Раз он такой красивый, наверное, он очень ароматный.
Кактус не стал объяснять котенку, что его цветы никогда не пахнут. Котенок зажмурился, вытянул шейку, потянулся к цветку и... вдруг отпрыгнул в самый угол подоконника, к стеклу прижался.
— Ой, ой! Нос уколол! Вы что же когти не убираете?
— Когти?— удивился кактус.— Какие когти?
— Ну те, что на вас растут. Я же свои убираю.— Котенок показал мягкую лапку.— Вот! А могу выпустить. Вот так. Ну я же прячу! А вы царапаетесь! Зачем?
— Ах, вот ты о чем,— отозвался кактус,— это не когти, это иглы.
— Не важно, когти или иглы! Важно, они колются!!! Ну так почему же вы не убираете их?
— Иглы — это вещь нужная. Тебе же бывают нужны твои когти?
— Мне когти нужны,— ответил котенок,— на всякий случай. Я могу выпустить когти и царапаться, если, например, придет волк. Или кто-то еще злой. И потом, когти мне нужны для того, чтобы лазить по деревьям. Я же все-таки котенок. А вы просто царапаетесь. Непонятно, почему царапаетесь?
— Понятно. Очень понятно,— ответил кактус,— царапаюсь, потому что колючий.
— Так зачем? Зачем же вы колючий? Я никак не понимаю? Может быть, вы цветок охраняете?
— Нет, не охраняю. Я всегда колючий. И без цветка. Так лучше.
— Лучше?!— возмутился котенок.— Я вот нос уколол. Что в этом хорошего?
— Я, знаешь ли, не хотел тебя колоть,— равнодушно ответил кактус,— случайно вышло.
— Нет, не случайно, а потому, что вы колючий.
— Ну да,— согласился кактус,— я колючий. Я не злой. Я просто привык быть колючим. Привык, и все. Понимаешь? Понимаешь, я спрашиваю? Ну, что ты молчишь?— почему-то растерялся кактус.— Ладно. Подойди поближе. Посмотри цветок. Может, вдруг да и не уколешься.
— Спасибо,— грустно ответил котенок,— я отсюда хорошо вижу. У вас очень, очень, очень красивый цветок. Просто необыкновенный. Но я лучше пойду. С вами как-то... как-то не так с вами.
Котенок мягко спрыгнул с подоконника. Посидел, погрустил о чем-то. Посмотрел на свою лапку со спрятанными коготками. И решил, что ни за что не согласился бы быть таким колючим-царапучим, как этот кактус. Царапучим просто так. Колючим по привычке. Ни за что бы не согласился! Даже за самый красивый цветок.
Наталья Абрамцева "Про колючки"
Не знаю насчет окон, а вот в "Степном волке" Гессе хорошо помню упоминание о цветущей на лестничной площадке дома араукарии.
Владимир Высоцкий - "У неё всё своё..."
***
"...У неё,
у неё на окошке — герань,
У неё,
у неё — занавески в разводах,
У меня,
у меня на окне — ни хера,
Только пыль,
только толстая пыль на комодах... "
У меня не живут цветы
Красотою их на миг обманут,
постоят день-другой и завянут.
У меня не живут цветы.
Н. Гумилев
В. Тушнова
Старинный пыльный пригород Казани,
Дом в три окошка, где отец мой рос,
А в окнах - шапки огненной герани
(В слободке не выращивали роз).
Да, я люблю мещанские цветы,
И без кавычек ставлю это слово,
В его первоначальном смысле, в том,
Что люди жили тяжко и сурово,
А труд во все эпохи был трудом.
...Цветы цвели, смиренно, безотказно,
В подвалах и на чердаках цвели,
В кастрюльках ржавых,
в банках безобразных
Цвели – благословение земли.
Теперь, когда конец
домишкам тесным,
И все иначе, именно теперь,
Мне кажется особенно нечестным,
Взять и захлопнуть перед ними дверь...
⇢