Как украшались комнаты и залы царского дворца? Тема: Государев двор.

О существовании в Московском Кремле громадного ренессансного дворца, построенного европейскими мастерами на рубеже XV–XVI вв. , образованная Россия знала по крайней мере со времен Н. М. Карамзина, о существовании второго, загородного, построенного теми же мастерами или их преемниками в Новом селе Александровском (впоследствии – Александровой слободе) , до самого последнего времени не было известно почти никому. И это несмотря на относительную сохранность этих памятников и рано проявленный к ним исследовательский интерес. Последние триста лет остатки дворца – три храма и колокольня, – подобно драгоценным карбункулам, заключены в стены провинциального Успенского девичьего монастыря в г. Александрове – поздней (вторая половина XVII в.) , невыразительной архитектуры – и в этом качестве известны буквально всем. Историки и историки архитектуры, писавшие о Слободе, возможно, и догадывались, что перед ними разрозненные здания некогда единого архитектурного ансамбля (выстроенного по специальному проекту с конкретной датой и «государствообразующей» функцией) , но по целому ряду причин так и не сумели составить себе о нем понятия. Причин – множество.

Первая, и едва ли не основная, – отсутствие официальных, летописных упоминаний об этом событии. Единственный источник, весьма коротко сообщающий о постройке в глубине Переславских лесов дворцового столичного ансамбля, вполне может быть охарактеризован как «частный» : это запись «для памяти» , сделанная на полях богослужебного сборника рукою игумена соседнего Троице-Сергиева монастыря Памвы Мошнина, вернувшегося в декабре 1513 г. с новоселья в Новом селе Александровском, где он помимо прочего участвовал в освящении соборной Покровской церкви1. Ни в одном из летописных сводов первых десятилетий XVI в. упоминаний о таком важном событии русской истории, как возведение под Москвой загородной великокняжеской резиденции – Государева двора, нет. Источник сделался известным более ста лет тому назад, но заметного воздействия на науку об Александровой слободе (в плане архитектурном) так и не оказал. В нем, вопреки ожиданию, содержалась ненужная, как это представлялось в тот момент, даже «избыточная» информация. Памва сообщает об освящении на протяжении двух с половиной недель, с 28-го ноября по 15-е декабря 1513 г. , властями Троице-Сергиева монастыря во главе с троицким постриженником, епископом Митрофаном Коломенским нескольких церквей в монастыре и его окрестностях, в том числе – в Новом селе Александровском. Как следует из контекста, и там, и там – и в монастыре, и по селам – в освящении храмов и «двора» участвовал сам Василий III с семьей (великой княгиней) , двором, но почему-то без главного «богомольца» великокняжеской семьи – митрополита Варлаама. О самом «новоселье» Памва говорит скороговоркой: «Тогды ж князь великий и во двор вшел» , что вполне понятно, ибо для Памвы – игумена, свидетеля и зрителя как бы «сбоку» – главным было не освящение двора, а освящение церквей монастыря, притом вполне замечательного – патрона и небесного
«крестного» Василия III – преподобного Сергия Радонежского. Общерусское событие предстает у него как монастырское.

Стены и потолки жилых и парадных залов покрывали росписью, резьбой, оклеивали тиснеными кожами. Полы застилали цветным сукном. В окна вставляли слюдяные оконницы, которые нередко расписывали наподобие витражей. Особую роль в убранстве дворцовых помещений играли нарядные изразцовые печи.
Мебель в царских хоромах не отличалась особым разнообразием. Как и в крестьянских домах, вдоль стен стояли широкие лавки. Стулья даже в XVII в. были редкостью, а кресла — тем более. Для хранения различной утвари использовали шкафы, сундуки, ларцы, рундуки (ящики под лавками) .
Во второй половине XVII в. в убранстве дворцовых залов все сильнее начинает сказывается западное влияние. Появляются картины, гравюры, часы, музыкальные инструменты (органы, клавикорды) , большие настенные зеркала.