съела хамсу! отвалился зуб! Почему так несправедливо? Ведь повар пожелал приятного аппетита.

"Старость, что ли, подступает? –
поседела голова,
зубы челюсть покидают,
словно дерево листва.

Тот – с преградою столкнулся,
этот – вдруг служить устал…
Вот ещё один качнулся,
оступился и упал.

Дробь никто не выбивает,
постепенно скрежет стих.
На зуб зуб не попадает,
потому что нету их.

Зубы мне уже не стиснуть,
и не сжать, и не сцепить,
зубочистку в щель не втиснуть –
хоть на память сохранить.

Не кусаю больше губы
от волнений и обид.
И никто уже мне зубы
сроду не заговорит.

У меня свобода слова –
что хочу, то и скажу:
языка как такового
за зубами не держу.

Да и как не изъясняться,
как же тут не говорить,
если свой язык мне, братцы,
больше нечем прикусить?

Но не то, чтоб без умолку
речи вёл я на виду.
Даже временно на полку
зубы больше не кладу.

Как могу, так пробиваюсь,
как умею, так держусь,
зуботычин не пугаюсь,
кариеса не боюсь.

Проходя опять же мимо
продовольственных щедрот,
чуть вздохну: что оку зримо,
всё равно ведь зуб неймёт.

Потому-то однобоко
возместить, хоть и не скуп,
око я могу за око,
но никак не зуб за зуб.

Это раньше, чтоб не скиснуть,
мог я зубы показать.
А теперь – ни толком свистнуть,
ни разборчиво сказать.

Я, ребята, не в расцвете,
и, хочу ли, не хочу,
ни на что на этом свете
зубы больше не точу.

Мало я на что гожуся,
хоть стать в строй всегда готов!
Если и вооружуся,
то уже не до зубов.

Я любил ловушки ставить,
каламбурить и острить,
тут же – ни позубоскалить,
ни по-свойски подкусить.

Но никто не угрожает
зубы мне пересчитать,
потому что понимает:
глупо этим угрожать.

(В школе же – не вру нисколько –
я учился – будь здоров!
Так зубрил, что тексты только
отлетали от зубов!) .

Спорю ли, клянусь азартно,
ставя на кон честь свою, –
не могу, как ни досадно,
я воскликнуть: «Зуб даю! »

Так при всём моём желаньи,
сообщу прискорбно вам,
ныне прежние деянья
мне уже не по зубам.

Было: до седьмого пота
я вершины штурмовал.
И на чём-то, обо что-то
я все зубы обломал.

Грыз я и гранит науки,
грыз и в косточках гранат…
Не могу я слушать, други,
как сквозь зубы говорят.

Грустно тюбик с пастой пенной
в ванной трогаю порой.
Был я раньше полноценный,
а теперь – ни в зуб ногой.

Лишь одно мне душу греет:
нету в челюстях нытья.
Если кто-то зуб имеет
на кого-то, то не я. "