Женщины и другие путешествия... Хорошее название для книги?

КАТЯ
Было у меня три жены. Первую я зову “говорящая жена”. Я и сейчас, когда хочу
поболтать, звоню ей по телефону. Любил я ее очень. И не изменял.
Пробовал, но не получилось.
Была у меня вторая жена, от которой у меня Дашка. Не любил я ее, а взял
потому, что дома мне захотелось, уюта, да и девицей она была. А я человек
наполовину восточный, и мне лет до сорока это было важно.
Была у меня третья жена, но это уже совсем по дурости. Поэтессой она была
средней руки, и стихи ей давались с трудом. Я же всю жизнь писал легко, и
чувствовал я, что она мне завидует. А держать около себя Сальери… Ну, в общем,
как-то голова у меня от нее болела.
И была у меня одна невеста. Где я с ней познакомился — не помню, но
пленительная девка. Училась на французском отделении университета,
подрабатывала, водя туристов по нашему городу. И поэтому, пока я жил с ней,
был я все время во французской парфюмерии. Иногда и опохмелялся ею.
Все она умела: шить, вязать, заниматься моими делами (а меня к тому времени
только начали печатать) , и, когда она приходила в какой-либо журнал и говорила
кому-нибудь из отдела поэзии: “Я невеста Виктора Ширали”, — это имело успех.
Был у нее единственный недостаток, впрочем, не ее, а ее мамы (она жила со
своей мамой в однокомнатной квартире в Купчино, и я там год пожил) . Мама ее
храпела. Оглушительно храпела, так пьяные мужики не храпят. И поэтому любовью
мы занимались в ванной.
Был я тогда относительно молод, года 34 мне было, в Ленинграде шла активная
андеграундная жизнь: выставки в квартирах, чтения в мансардах. Много я тогда
читал, упоительно читал, многим запомнилось.
Катька бродила со мной, все от нее шалели. У меня нет привычки держать на
коротком поводке своих женщин, но ей и не надо этого было, она была рядом и
так. В общем, если смотреть ретроспективно, холодеющим уже глазом, это было,
наверное, самое счастливое мое время. Правда, начинал я уже пить. Друзья мои
об этом знали, тоже все были еще молоды и не забывали мне подливать. Катьке,
как всякой женщине, это не очень нравилось, но терпела, приезжала за мной в
компании, где я надирался, отвозила к себе домой, накрывала подушкой от храпа
своей матери, и утром я был уже как огурчик.
Право, я не помню, сколько у меня было барышень. В одном интервью в газете
“Смена”, которое называлось красиво — “Лев пророка в пустыне сексуальной
революции” (“Лев пророка” — это точный перевод моей фамилии) , я назвал
достаточно большую и почему-то круглую цифру. Но, право, никогда не считал. Да
и основных, о которых стоит писать, можно перечесть на пальцах.
Любил я Катьку. А она меня, и как-то летом повезла она меня на юг под Туапсе в
студенческий лагерь, где подрабатывала администратором в столовой. Кормила она
меня там на убой.
Жили мы в отдельной палатке, но житья мне там не было. Над палаткой на столбе
повешен был репродуктор, и часов с шести этот репродуктор включался, и это
было похуже храпа ее матери. К тому же денег свободных у меня не было даже на
стакан вина, то есть вел я очень здоровую питательную жизнь. Выдержал я там
месяц, выпросил у матери по телефону деньги на обратный билет и сбежал позорно
от моря, солнца и от Катьки, которая была вся в слезах.
Приехав в Ленинград, я тут же завел новый роман, но, когда Катька вернулась
через пару месяцев, я вернулся к ней. Но было уже прохладно. Возможно, это
была одна из женщин, с которой стоило мне остаться. Стихов я ей писал немного,
один помню и сейчас:
Была Букирь,
А стала Соллогуб.
Вот дурь какая,
Но какое дело,
Когда ношу я родинку от губ
Твоих,
А ты все носишь тело,
Которое ласкал я, Ширали.
Та родинка всегда мне
Будет кстати.
Ты семенем моим вся изнутри.
Я именем твоим и воплем:
“Катя! ”
“Катя! ” — я кричал еще лет десять после нашей разлуки. По пьянке. Виктор Ширали Из книги прозы "Женщины и другие путешествия"